Выгребная яма
Шрифт:
Точно так же паршиво обстоит ситуация с иностранными пасквилями, типичным примером чего может быть трактат калифорнийского профессора Уильяма Эйч Хагена "Anti-Jewish Violence in Poland..." (Насилие против евреев в Польше..., 2018), чудовищно полононенавистный, наполненный фальсификациями и глупых манипуляций, среди которых царит интерпретация польского вульгарного ругательства "kurwa mac" как "kurwa maca", то есть, как являющаяся чудовищным проявлением "польского антисемитизма" оплевыванием "мацы" (культовой еврейской выпечки на Песах). Псевдонаучную методологию американца сурово осудил работающий в Штатах польский историк Марек Ян Ходакевич: "Хаген, эпигон школы Гросса, специалист по аккомпанементы учителю, к собственному материалу подходит выборочно и хаотически, без глубокого анализа и проверки солидности используемых текстов. Когда факты не совпадают с его экстремальными тезисами – он их либо замалчивает, либо критикует (...) Во многих местах метод Хагена – это повторение фальшивой методологии Гросса, некритичное повторение еврейских мнений о распространенности польского антисемитизма" (2019). Если говорить об этом мнении, то салонное, касающееся "Shoah" [115] ,
115
Шоа = Холокост
Чем меньше в мире остается глашатаев правды о польско-еврейских связях эпохи Холокоста, тем сильнее Салон (местный и международный) внедряет релятивистскую систему двойных стандартов, касающихся институций, равно как инициатив, защищающих доброе имя данного народа. Еврейская Противоклеветническая Лига, следящая за тем, чтобы на евреев не клеветали, тешится (при содействии Салона) неустанной поддержкой Необходимость существования Лиги приняла характер догмы), тем временем, действующая по ее образцу польская организация "Редут Доброго имени" постоянно оплевывается как шовинистически-националистическое сборище польских агрессивных цензоров (аналогично Салон размозжил польское "постановление об Институте Народной Памяти", обвиняя его в деспотизме при применении ножниц). Защитников в мире у нас немного, здесь следует поблагодарить еврейского историка Нормана Финкельштейна, автора работы "Большая хуцпа. Об имитации антисемитизма и фальсификации истории" (2006).
Фальсификацией истории сегодня занимаются, в основном, "социальные сети", ежедневно подкармливаемые миллионами образчиков лжи бессовестными мошенниками. Петр Грохмальский [116] : "Исследователи из Массачусетского Технологического Института установили, что лживые сообщения расходятся в Сети со скоростью, почти на порядок большей, чем тщательно проверенная информация. В киберпространстве один порядок величины означает громадную информационную пропасть" (2021). Компьютерные технологии дают возможность фальсификации не только письменных текстов, но и живых высказываний, применяя методику "DeepFake". Сетевая программа FakeApp позволяет на банальном персональном компьютере безупречно монтировать любой "DeepFake" (например, "приклеивая" лица в порноролик так, что выявить фальшивку будет почти невозможно), а созданное фирмой "Адобе" программное обеспечение VoCo позволяет создать чье-либо устное высказывание на любую тему, если только у вас имеется 20-минутная запись разговора данного лица. Это очередная ступенька фекализации Выгребной Ямы, в котором по уши точит сегодня человечество и Яма заражает, в основном, молодежь. Ту самую молодежь эры благоденствия, которая "рождена, чтобы потреблять" (Гораций: "Fruges consumere nati"), но, по сути, она сама потребляема через Интернет, образуя неиссякаемую орду тупых рабов смартфона. О таких молодых весьма верно пишет Яцек Карновский, извесный консервативный публицист: "Это люди, которые, похоже, не обладают базовым культурным кодом поляков. Это люди, которые, похоже, ненавидят то сообщество, из которого они сами родом. Это люди, которые понимают свободу совершенно превратно" (2020). Потому-то фальсификация истории им не мешает – она им не болит.
116
Петр Грохмальский (Piotr Grochmalski, 1957) – польский журналист, военнный корреспондент, политолог, эксперт по вопросам безопасности и преподаватель. Работает на Кафедре Европеистике на факультете Наук о Политике Университета Николая Коперника в Торуни.
ЗАВЕРШЕНИЕ
Оскар Уайльд:
"Мир, по сути, это сцена, вот только пьесу играют плохие актеры".
Николас Гомес Давила:
"Бремя этого мира можно удерживать, только стоя на коленях".
Христианский консервативный английский писатель Гиберт Кит Честертон еще перед Второй мировой войной в своем тексте "Ортодоксия" сказал: "Мир – это цитадель нашего рода, со знаменем, развевающимся на башне. Чем больше она рушится, тем более мы не должны ее покидать". Другой мой любимый прозаик из той же, довоенной эпохи – это француз, Антуан де Сент-Экзюпери, последняя книга которого называется (это какое же совпадение!) "Цитадель" и несет то же самое послание не покидать "цитадели", только защищать ее изо всех сил. Именно этим я и занимался в течение более полувека, изредка применяя огнестрельное оружие (Намибия, Хорватия), зато часто занимаясь писательским ремеслом, ибо перо – это мое основное оружие, именно ним я сражаюсь против Зла, подтачивающего земной шар. Посему: раз я защищаю Цитадель (очередным доказательством является том, который вы сейчас читаете), то это означает, что цитадель я не сдаю. Зато я давно уже покинул ряды ее защитников, ли, иначе говоря: я никогда и не стоял в рядах, пускай даже саых славных, предпочитая сражаться самостоятельно, в одиночку.
Когда я решил, что мир – это твердыня, требующая – в результате множества левацких угроз - обязательной жесткой обороны? Очень рано (еще подростком), что является настолько странным, поскольку сам я человек довольно-таки нерешительный, словно женщина. И всегда был таковым, все время меня мучили различные дилеммы; например, я никогда не мог решить: Уильям Шекспир или Элвис Пресли (поскольку оба феноменально рассказали все о жизни. С бабами было точно так же – никогда не мог выбрать: Нефертитити, Рита Хейворт или Катрин Денев. Но вот с принципами никаких проблем не было – с самого детства (достаточно взрослого) я понимал, что для шара, кружащегося вокруг Солнца, нет ничего более важного, чем то, что Шатобриан называл "Гением Христианства" в своей кгиге "Genie du Christianisme" (1802). Этот факт я понял намного раньше, чем прочитал трактат француза, и намного раньше, чем познакомился с сентенцией
Во вступлении к этой книге я написал, что битва эта уже проиграна, так почему же я до сих пор сражаюсь? Потому что всегда мне нравилась (и всегда руководила мной) английская фразочка "Джентльмен берется исключительно за проигрышные дела". В свою очередь, моя уверенность что дело (защита твердыни, о которой шла речь выше) является проигранным, основывается на двух "законах Мерфи". Первый из них звучит так: "Если что-то может сломаться, то оно наверняка сломается". А второй: "Любая сложная проблема, оставленная самой себе, преображается в еще более сложную". Наша (западная) цивилизация ломается все сильнее, а поскольку "добрые люди" оставили этот процесс самому себе (стихиям, энергетикой и направлениями которых управляет левацтво), ситуация будет становиться все хуже. Когда я об этом думаю, мне хочется ругаться, употребляя "гадкие слова", как это делают американцы, которые в безнадежной ситуации говорят, что шансы таковы, какие имеются у ""frozen dick in hell" (у замороженного члена в преисподней). Русские тоже метафорически применяют мужской половой орган, когда клянут жизнь или мир, как в диалоге между простым солдатом и армейским политруком. Политрук резко спрашивает [117] :
117
По-русски, но латинскими (в оригинале) буквами.
" - Курить будешь?
– Не буду.
– А водку пить будешь?
– Не буду.
– А ебать будешь?
– Не буду.
– А жизнь за Родину отдашь?
– Отдам. Нахуя мне такая жизнь?!".
Да и поляки не презирают данную паратрансцендентную терминологию. Цитирую боевую пес"ню Самообороны" (была такая партия):
"Страна тут вся твоя и моя,
Не наебет нас никто и ни в хуя!"
У читающих сей текст дам прошу прощения за то, что не заменил ко-какие словечки многоточиями, только замена многоточиями эвфемизмов утратила смысл, учтя всеобщее расслабление (пардон: одичание) обычаев, все это пидорско-гендерное извращенчество человечества, которым угощает нас Салон. Не надо иллюзий – левацтво обвело всех нас вокруг и послало на "dick". Во многих отношениях Зло остается таким же с пещерных времен – "big fucks small" (большой всегда угнетает, или не обращает внимания, на меньшего). Только новые времена принесли новый Апокалипсис обычаев, официальный, чиновничий, кодексный, утвержденный законодательством все большего числа государств (и предлагаемый салонными СМИ) этический Армагеддон как воплощенный Рай. Поэтому моя книга – это, используя слова евангелиста Матфея (III/3) – "vox clamantis in deserto" (глас вопиющего в пустыне [118] ). Та самая палка, которой не завернуть сточные воды, плывущие по реке. Чтобы это сделать, следовало бы иметь глобальную власть.
118
В Новом Завете эту фразу употребляет Иоанн (1:23), который ссылается на Исайю (40:3).
Кстати, о власти. В художественном фильме Джея Роуча "До самого конца" (All The Way 2016) – о президенте Линдоне Б. Джонсоне и преодолении им гражданских прав, играющий президента Брайан Кренстон говорит: "Любой жаждет власти – кто это отрицает, тот лжет". На первый взгляд данная фраза (авторства сценариста Роберта Шенккена) кажется настолько банально правильной, что представляет собой трюизм. Тем не менее, я все это отрицаю! И с моей стороны это не ложь, инсинуации, попытка лезть из кожи вон – я никогда не желал власти, избегал ее, хотя мне ее предлагали, искушали и манили ею. Я был уж слишком романтиком, психическую конструкцию которого хорошо объясняет немецкий историк искусств Рихард Хаманн: "Для Романтизма типичным является исходящее из культа гения XVIII века признание веры в творчески гениального цыгана, который, наполненный высшим духом, презирает мир со всеми его богатствами, не исключая почестей, чтобы защищать свою внутреннюю свободу, независимость от дел внешних. Это позиция, наполненная иронией и сарказмом по отношению к жизненной реальности, притесняемой людской низостью и так называемой "злобой мертвых вещей". Появляется новый вид отторжения, одиночества, индивидуализма – чудачество "образованного человека". Этот оригинал замуровывает себя в собственной "башне из слоновой кости" как писатель и читатель, художник и поэт, библиофил и собиратель редких изданий" (1932).
Такого вот "оригинала, замурованного в собственной "башне из слоновой кости"" философ Ян Мачеевский назвал "аристократом": "Аристократ не боится тишины, ему любопытно, что он сможет услышать в ней о себе. Ему известно, что он не только в ней не исчезнет, но станет в большей мере самим собой (...) Он живет и действует ближе к покойным, чем к живым. Таким образом реализует следующий пункт из перечня забрасываемых в его сторону оскорблений - косность (...) Когда все вокруг упаиваются новыми возможностями, аристократ от них уклоняется (...) Аристократ презирает успех. Если, совершенно случайно, он у него случится – он сносит это терпеливо и с достоинством, стараясь не запутаться в его сети (...) Демократия без аристократов становится нечеловечной. В ней не хватает тех, которые ей сопротивляются" (2019).