Выход из Windows
Шрифт:
Витя соскочил в черную невидимую пропасть, мягко приземлился в канавку с иловым дном и, уже мокрый и счастливый, побежал вперед по дорожке по направлению к светящимся окнам.
Дорожка обогнула лесной массив и привела его к дачам. Сначала шли старые, приплюснутые к земле домики за дырявыми плетнями, йотом показались красивые, освещенные снаружи кирпичные коттеджи за сплошными деревянными заборами.
Вскоре он выбежал на улицу, почти городскую, асфальтированную, с административными зданиями но правую сторону. Витя узнал это место.
Теперь осталось пробежать еще две деревни, три озера переплыть и сразу за развилкой увидеть дачу
Вите пришлось бежать вдоль забора в обратную сторону, пока забор не закончился. Он закончился так неожиданно, что Братченко не поверил своим глазам. Высокий бетонный забор вдруг разверзся, и перед ним открылся Союз постсоветских, постсоциалистических, но все тех же эдемов за низенькими железными перильцами, вроде метрополитеновских.
Яркая луна освещала футбольное поле и обнесенный сеткой теннисный корт. Братченко мышью прошуршал по пересеченной местности, пронесся мимо какого-то неприлично длинного дачного забора из кирпича и вдруг, сразу же за поворотом, увидел дачу Похвалова. Ну, слава Богу!
Над калиткой, которую Витя с трудом разглядел даже при свете фонаря так она сливалась с забором, - он заметил блеснувший глазок камеры. Витя прижался к забору и пробрался к калитке так, чтобы не попасть в поле видимости камеры наружного наблюдения.
Дернул калитку. Калитка поддалась, открылась тихо, плавно. Только стоять бы и забавляться: туда-обратно.
Витя проник на территорию, закрыл за собой калитку. Ночная мгла, да еще тень от забора поглотили его. Он быстро достал из нагрудного кармана пиджака целлофановый пакет и вдруг понял, что одного пакета ему будет мало. Перед ним бежала дорожка к дому, утоптанная, земляная, по краям ее чернел свеженакатапиый грунт для цветов, а возле самого крыльца была насыпана мелкая галька. Образцы наверняка нужны с каждой из этих трех частей дорожки, а пакет у Вити только один. Он решительно сжал ложку, нагнулся, накопал в пакет жесткий замерзший грунт с тропинки, потом подбежал к обочине, взял в ладонь мягкий чернозем, теплый от подземного искусственного подогрева, положил его в нагрудный карман пиджака, приблизился к дому, не отрывая взгляда от окон и крыльца, и заграбастал горсть мелких камушков, которые сунул в карман брюк.
ШОК
И тут прямо над его головой вспыхнул свет.
Витя прижался к земле, подполз к дому. В комнату, окна которой зажглись, вошли какие-то люди.
По голосу Витя понял, что это девочка, которую он уже видел... Дочь Похвалова - Зинаида, с нею один из телохранителей. Окно не было открыто, но девочка и мужчина громко смеялись, йотом все смолкло, в комнате погасили свет и открыли окно. Они целовались. Через минуту девочка облокотилась на подоконник и почти свесилась над Витей. Хорошо, что окно было высоко, фундамент был вровень с кустами шиповника, в колючках которого сидел Витя. До него стали долетать томные ритмичные стоны девочки, опирающейся на подоконник. За ее спиной смачно охал мужчина.
Братченко не верил своим ушам. Что это? Кто посмел осквернить малолетку, ровесницу его дочери, можно сказать, его дочь, кто воспользовался доверчивостью и наивностью девчушки, лишившейся матери, да и отца? Куда смотрят
Мужчина, доведенный до кульминации возбуждения этим ее криком, тоже завыл, но тонко, постепенно, такие звуки издают перед тем, как собираются чихнуть. Братченко увидел своими глазами всю эту отвратительную картину, этого глумящегося варвара над убитой горем малюткой и издал вопль отчаянья. Девочка заорала еще сильнее: ей показалось, что зомби уже тянет к ней свои страшные земляные руки.
Через две минуты дом был окружен тремя группами вооруженных людей. Причем все перемешались и стояли хороводом, направив стволы в сторону Братченко. Это были охранники Похвалова, выскочившие во двор, бригада военизированной охраны поселка и оперативники, сидевшие в своей машине, припаркованной невдалеке от калитки .
Полуголая девочка так и полувисела на подоконнике с огромными от испуга глазами. Прямо в лицо ей светило множество фонариков.
– Братченко, какого черта?
– прыснул один из оперов, узнав помощника Серафимовой.
Братченко молчал, периодически дергая кадыком.
– Ты чё? Ты чё, мужик? Западло так поступатьто? Что, блин, за понты такие, тебе же сейчас яйца оторвут за такое, извращенец!
– вырвалось у девочки, и она произнесла заключительную суровую, но справедливую характеристику: - Дурак!
Прошло уже более сорока минут с момента ухода Братченко из машины, когда все выяснилось. Галя, напуганная темнотой, этим странным истошным воем, перебралась на водительское место и включила зажигание. Она не без труда развернула машину и вырулила на трассу. Когда она спокойно миновала все посты и проезжала поворот к даче Похвалова, несчастного Братченко выводили из калитки. Он увидел свою машину и Галочку за рулем, одновременно услышал визг тормозов...
В машине, откинувшись на заднем сиденье, он долго думал: "Неужели и его дочь захлестнул этот всемирный разврат и упадок, как эту юную путану, которая жила с целым выводком охранников Похвалова и с ним самим и плевала на устои и нравственность, пока ей платили деньги?"
СЭР БАСКЕРВИЛЬ
Братченко с удивлением отметил, что на ночь все шлагбаумы были подняты, потому что постовые тоже люди и не хотят вскакивать ночью, чтобы пропускать запоздалых дачников.
Галочка съехала к озеру и остановила машину. Это было так удивительно, что она выбрала ту же площадку, где они недавно были, перед искрящимся лунным бисером озером. Они вышли из натопленной машины в холодный апрельский сумрак. Галочка смущенно стояла на краю площадки, прямо перед водой, слегка плещущейся иод ногами.
– Выспалась?
– Замерзла.
Он обнял ее, очень крепко обнял, прижавшись всей грудью к ее спине, уткнувшись носом в ее короткие каштановые волосы, и почувствовал, как чернозем в его нагрудном кармане превращается в лепешку, пропитывая костюм, рубашку, да и Галин свитер тоже. Он механически отодвинул себя от желанной женщины, так как вспомнил, что карман его брюк до краев набит жестким твердым щебнем.
До Минского шоссе Витя вел машину сам.
Если бы не Галя, так бы и проскочил поворот на Буденновское. Они почти не разговаривали от смущения и робости первого откровения. Галочка сидела рядом и показывала дорогу.