Выход из Windows
Шрифт:
Вышли из машины вместе. Луна, это ночное солнце, освещала мощным прожектором круглый холм. Утопая в этом мистическом лунном свете, они спустились к поселку. Эта прогулка оказалась более романтичной, чем недавнее лесное сумасшествие. Братченко все еще думал про похваловскую девочку.
– У меня есть дочь, - начал он.
– Живет с матерью в Мытищах. Уже пятнадцать лет балде.
– Что вы, Витя, она не балда.
– Конечно, но неужели у них у всех теперь такие ценности, такие идеалы, такие эталоны настоящей жизни?
– Ну, что
Непосредственность, с которой Галочка уверяла Братченко, была умилительна. Женщина держала его за руку, спускаясь по крутому скользкому склону.
– Вон-вон, видите дом с белой крышей, это алюминий светится, ну, такой высокий дом, вон от того трехэтажного справа, - Галочка показывала рукой на белеющие в низине дома оборонщиков.
– Вы часто здесь бывали?
– осторожно спросил Братченко.
– Один раз. Привозила Адольфу Зиновьевичу загранпаспорт. Очень срочно ему понадобился.
– Здесь, на даче?
– Он прислал за мной водителя, сказал, чтобы я ему паспорт в руки не давала, а сама привезла.
И сразу отправил меня обратно. У него кто-то был в доме, какой-то мужчина. Я видела мельком, так как в дом он меня не пустил. Через открытую дверь видела... Ой, осторожно!
– она споткнулась и схватилась за Витю.
Он поцеловал ее. Она ответила.
Дача Финка находилась на главной улице. Дом был крыт остроконечной крышей с двумя скатами , нижний высокий этаж построен из белого кирпича, второй - из кругляка, под старину, на крыше и на окнах второго этажа красовались ажурные наличники, нижний же был сделан в современном стиле. Высокое крыльцо поддерживалось двумя пролетами лестниц.
Неожиданно из калитки напротив вышел пожилой человек в тренировочном костюме. На поводке, прячась за его спину, шел конь. Нет, это в темноте Братченко показалось, что палевый конь идет за стариком, положив ему морду на плечо.
Виной всему темнота. Это была собака. Белая пена блеснула на губах пса, словно фосфор, и Братченко подумал, что собаки Баскервилей ему уже не вынести, после Переделкина еще не отошел.
– Здравствуйте, - поприветствовал их сэр Баскервиль, - не бойтесь, она не кусается.
– Глотает целиком?
– судорожно спросил Братченко.
Старик улыбнулся.
– Кого как... Некоторых прячет в земле, в заначку. А вы что, хотите проникнуть на территорию дачи Адольфа Зиновьевича?
Какой простодушный старик! Можно себе позволить быть простодушным, когда у тебя на плече лежит морда кошмарной собаки и улыбается.
– А вы разве ничего не знаете?
– спросил Братченко, показав соседу удостоверение.
– Про Финка? Про вашего соседа?
– Про соседей, молодой человек, я знаю все, - мягко сообщил старик.
– Галя, посмотри, этот человек может нам сейчас сказать, кто убил твоего начальника.
Старик, вглядевшись в лицо Галочки, внимательно и долго изучал его, затем сказал, что эту женщину
– Убили?
– переспросил он.
– Но когда же? Как?
– Во вторник вечером, - охотно сообщил Братченко.
– Молодой человек, вы так не шутите. Во вторник вечером Финк был здесь, на даче. Ненадолго, правда, но приезжал. И сегодня тоже. У него свет горел весь вечер, он только перед вами сел в машину и уехал.
– В какую машину? В служебную?
– Нет, в большую темную машину, вроде джипа. Но я его узнал.
– А что вы видели?..
– Братченко запнулся.
– Арон Мюнхгаузен, - представился старик и, словно проникая в мысли Братченко, добавил:
– Как видите, отнюдь не сэр Баскервиль. А дачному хозяйству я предложил название Буденновское, я ведь абориген. А Мюнхгаузен - это мой псевдоним. А вообще-то я - писатель.
– Мюнхгаузен, значит? Отлично!
– воскликнул Братченко, у которого начиналось головокружение.
– Так вы что, уважаемый писатель, действительно видели во вторник на участке Финка?
И что там происходило? Он приезжал один?
– Он приезжал, да, - кивнул старик, потом отпустил собаку с поводка и сказал ей ласково, как кошке: - Иди, Сивка, поиграй.
Собака галопом поскакала по дачной улице и скрылась в темноте.
– А если с ней человек встретится?
– спросила Буденного Галочка.
– Ведь разрыв сердца произойдет.
Старик не услышал ее. Он вспоминал.
– Во вторник он приехал не один, часиков в пять-по лшестого.
– С женщиной?
– С женщиной?
– переспросил писатель, покручивая ус.
– Никак нет. Один, но с чемоданами. С ними же и вышел, но тащить ему уже было тяжко. Думаю, он что-то загрузил в них.
– А на какой машине?
– На своей, на служебной "Волге".
– А женщины не было? Может быть, днем?
Может быть, вы проглядели?
Старик лукаво улыбнулся, наклонив голову вбок.
– Когда мимо наших окон проходит человек, мой Сивка обязательно подходит к окну, вот к этому, которое выходит на улицу, и начинает чихать. Да-да, не выть, не лаять, а именно чихать. У него на людей - аллергия. А женщина была в понедельник. Одна. Я не успел выйти, как она и калитку открыла, и в дом вошла. Значит, думаю, есть ключи. Значит, своя. Не стал особо беспокоиться .
Братченко больше ничего не узнал у старика.
Навстречу ему не попадался ни один автомобиль, но в доме, похоже, сегодня кто-то побывал. Братченко спросил у Мюнхгаузена, где здесь может быть телефон, а старик ответил "везде" и предложил свои услуги. Каково же было удивление Вити, когда в доме старика на него напала еще одна собака. Маленькая, с ладошку, пушистая и свирепая, она так атаковала брюки Братченко, что ему пришлось срочно сесть на стул и поднять ноги.
– Вот моя настоящая защитница, - засмеялся сосед и подхватил "моську" на руки.