Выход из Windows
Шрифт:
За оградой асфальтовая дорожка была с двух сторон подсвечена гирляндами лампочек, лежащими на земле. Эта "взлетная полоса" уходила вдаль, ни зданий, пи машин видно не было. Братченко съехал с насыпи, чтобы машина не бросалась в глаза, и поставил ее за кустами. Затем достал из багажника и протянул Гале свою теплую куртку, вооружился фонариком, и они подошли к воротам. Вряд ли их можно было перелезть. Ох уж эта Серафима! Не могла подождать до завтра, выдать ему постановление, все полномочия. Зачем ей
– Ты по деревьям лазить умеешь?
– спросил он Галю.
– Нет. Не умею. И я в юбке! Может, поищем лаз?
– Давай, ты в эту сторону, я в ту, только недалеко!
Они разошлись в разные стороны от ворот.
Тихо было в лесу, хруст веток под их ногами раскатывался по пространству, словно то была яичная скорлупа. Вспархивали невидимые птицы, аукали, ругались, наверное. К лицу липла тонкая паутина, соединявшая ветки.
Братченко прошел метров сто и обнаружил за проволочным ограждением поворот. Посветив фонариком вперед вдоль забора, он заметил человека, метнувшегося в сторону от светового круга.
От ужаса кудри на его голове встали спиралевидным дыбом, все внутри похолодело. Братченко сглотнул и прижался к сетке. Стал шарить фонарем по кустам и деревьям. Может, показалось?
Нет, вот снова от дерева к дереву мелькнула чьято тень.
– Кто здесь? Стой, стрелять буду, - пробубнил Братчеико очень тихо, словно повторял заученное стихотворение.
– Выходи!
Из глубины леса донесся удаляющийся хруст веток. Шорох вскоре затих, а в чащобу свет фонарика уже не пробивался.
Братченко повернул обратно и стремглав бросился догонять Галю.
Он нашел ее лежащей недалеко от ворот, издали увидел, потому что свет "взлетной полосы"
освещал некоторое пространство вокруг. Братченко показалось, что Галочка не шевелится. Бросившись к ней, он стал тормошить, едва сдерживая крик. Галя неожиданно повернулась на спину и вздохнула. Что такое? Уж не спит ли она?
Вдруг над самым ухом Братченко услышал свою фамилию. Мурашки пробежали по телу, он боялся поднять голову.
– Братченко, - снова позвали его шепотом, - это вы здесь шатаетесь, как медведь-шатун? Кто это с вами? Чем вы вообще там занимаетесь, в непосредственной близи от основ демократии?
Серафимова стояла в проеме приоткрытых ворот и изо всех сил старалась дошептаться до помощника.
– Нонна Богдановна!
– Братченко выпрямился и громко засмеялся.
– А мы тут ваше задание выполняем.
– Тише вы!
– прошипела она.
– Какое задание? Я вам этого не задавала.
– А кто вам ворота открыл, Нонна Богдановна?
– Они открыты были, перед вами же кортеж проехал. Что это с вашей подружкой?
Тем временем Галочка приходила в себя. Она тоже увидела в темноте леса мелькнувшую светлую куртку, поняла,
– А вы пешком?
– спросила она первым делом.
– Машина на соседней аллее. Здравствуйте, Галочка.
Серафимова вежливо не проявила ни сарказма, ни любопытства по поводу присутствия секретарши Финка.
– А теперь тронулись!
– скомандовала она и мотнула головой.
– Спасибо, я уже тронулась, - ответила Галочка, и вспотевшему от страха и беготни Братченко пришлось еще раз отнести ее тело в машину.
Серафимова и Братченко пошли в глубь территории рядом со световой дорожкой, в низине, где их не могли заметить. По дороге Витя изложил Нонне Богдановне суть своих похождений, достигнутые результаты и особо отметил содержание беседы с писателем Буденным. Фипк, оказывается, был на даче во вторник вечером. В понедельник дачу посетила дама, а сегодня, то есть в пятницу, мужчина.
Вскоре за низенькими жидкими елками показался огромный корпус, похожий на московский кинотеатр. Возле него стояли недавно приехавшие машины, а в окнах на втором этаже, в глубине балкона, видны были движущиеся люди. Далековато было до здания, никаких звуков не долетало. Но двоих людей в освещенном этаже Серафимова все-таки различила. Это был сам хозяин дома Семен Мошопко и девушка, едва достающая до его плеча, поэтому была видна только ее голова, прислонившаяся к отцовскому плечу.
Это, вероятно, и была его дочь Катя.
– Нонна Богдановна, а задание-то по части Мошонки выполнено, - довольно сказал Братченко.
– Это почему же?
– Посмотрите, тут гектаров пятьдесят вокруг заасфальтировано, там плиты, там кафель, нету ни одного земельного участочка.
– Похоже, вы правы Витя. Пошли назад. Нечего тут светиться. Постойте...
– Серафимова уцепилась своими длинными острыми коготками в рукав Братченко.
– Выходит кто-то.
Из подъезда вышли трое людей: один из них, самый высокий, оказался хозяином, он провожал какого-то гостя. Гость сверкнул плешью, его немалые габариты привели Серафимову к заключению, что это Овечкин. Она только ждала, когда тот повернется к свету.
– Вы в санатории не были еще? Я имею в виду на земле Овечкина.
– Нетеще, сейчас съезжу, - ответил Братченко.
– Вместе поедем, а вот этот товарищ дорогу покажет.
До Серафимы и Братченко донеслись слова Семена Филимоновича:
– Ты понял меня? Прикрывай на время свою лавочку.
– А может, контрдезу пустить?
– Я тебе про Фому, а ты мне про Ерему. Я говорю: не про товарно-денежные отношения тебе сейчас думать надо, а где этого сукина кота искать с документами.