Выход из Windows
Шрифт:
– В конце-то концов!
– взмолилась Серафимова.
– Помогите же кто-нибудь, женщине плохо!
– Нет, нет, - запричитала старушка плача, но ее уже оторвали от конечностей мертвого Финка и пытались всем скопом подтолкнуть к выходу.
– Мама, замолчи!
– громко требовала дочь Эминой и лезла закрыть ей ладонью рот.
Конвейер снова заработал, но Евдокия Григорьевна, собрав все свои силы, обернулась и крикнула:
– Это не его ботинки!
Возникла пауза. Серафимова было ринулась к стоп-крану, но дорогу ей преградил
– Что это за безобразие? Вы следующего покойника задерживаете! Нашли тоже, с кем ботинки перепутать!
– Мальчик, отойди!
– прошипела следователь, потянувшись за пистолетом, когда увидела, что гроб практически вплотную подъехал к дверям, ведущим в геенну огненную.
– Витя, живо!
– скомандовала она, когда конвейер снова остановился. Тот понял, что от него требовалось, и, сняв крышку гроба, быстро разул покойника.
КАТЯ
Когда ехали на кладбище, Серафимова сидела и вспоминала, как однажды на курорте в Болгарии она наблюдала ночной танец на углях: молодой мужчина голыми пятками танцевал, ходил, прыгал на красных углях, то и дело вспыхивающих от движений его ног, похожих на вулканическую лаву. Только на повороте к воротам кладбища Серафимова, едущая в машине Братченко, заметила черную бронированную машину, следующую прямиком за ними.
– Кто это?
– Чужие, - ответил Братченко.
Процессия подъехала к крашеным зеленым воротам Немецкого кладбища. На миг выглянуло солнце, дохнуло теплом и прелой прошлогодней листвой, затем снова воцарился мрак. Могильщики подкатили тележку к торцовой дверце автобуса, но узнав, что гроба не будет, побрели обратно в сторожку при административном здании.
Кладбище внутри темное. Серафимову и Братченко увлек ручеек людей, но где-то за оградой хлопнули дверцы длинного "БМВ". За высоченными кленами небо и улица совершенно не просматриваются. Деревья с черными стволами медленно качаются над тесными могилами.
Серафимова все-таки развернулась и вернулась к воротам. С другой их стороны, еще на светлой стороне, стоит Катя. Девушка невелика ростом, на ней темно-синее короткое платье и черные чулки. Челка свисает со лба, загораживая правую половину лица. Серафимова узнала ее по какимто мелким штрихам, но маленькому отрезку подбородка, по изгибу тела и движениям.
Они приблизились друг к другу. От машины отделился водитель-телохранитель, стоявший прислонившись к капоту. Катя подала ему знак не подходить и не вмешиваться. У нее в руках белые тюльпаны. Огромные белые тюльпаны.
– Вы Катя?
Она наклонила голову. За спиной Серафимовой, тоже на почтительном расстоянии, остановился Братченко.
– Хотите пройти со всеми?
– Нет, я подожду.
– Мне очень нужно с вами поговорить.
– Хорошо. Но только без протоколов. И недолго. Мне нельзя простужаться.
Серафимова пыталась встать так, чтобы заглянуть иод челку девушки. Это же невозможно - разговаривать с человеком, когда у него челка в пол-лица, словно карнавальная
И не прорваться, не пробиться сквозь эту стену.
– Где вам удобнее?
– вежливо спросила девушка. На вид ей лет двадцать. Невысокая, ширококостная, словом - все при ней. Такие фигурки нравятся мужчинам.
– Мне-то все равно. Хотите, мы можем сесть в машину?
– Тогда в мою, - просто сказала девушка.
– Вас зовут Нонна Богдановна, не так ли?
Они уселись в салоне "БМВ", обитом мягким темно-зеленым плюшем.
– У меня к вам немного, совсем немного вопросов, Екатерина Семеновна.
– Если можно - Катя.
– Катя. Когда вы разговаривали с Адольфом Зиновьевичем последний раз?
– Во вторник. В четыре часа по телефону.
– О чем?
– Серафимову начинала раздражать эта челка. Теперь Катя сидела к ней боком, на краю сиденья, выпрямив спину и сложив руки на коленях.
– Я позвонила Долли на работу - это я так его называла. Он очень любил песенку Армстронга "Хелло, Долли!" Адольф - Долли, правда, похоже? Он был чем-то взволнован, расстроен, мы договаривались встретиться, но он не приезжал и не звонил с пятницы - четыре дня, я стала напрягаться, бегать на звонки, вот почему и позвонила сама...
– А как вы поняли, что у него плохое настроение?
– Он очень резко говорил со мной, сказал, что перезвонит сам, когда освободится, что очень занят и буквально через пять минут выезжает с работы. То есть ему некогда со мной разговаривать.
– Представляю, как вы расстроились.
Серафимова подумала: говорить ли ей, что Финк собирался уезжать и, похоже, надолго? И решила не говорить.
– Следствием пока установлено, что Финк...
Адольф собирался в командировку, - только и сказала.
– И всё?
– удивилась Катя.
– Остальные нюансы могут интересовать лишь специалистов, они не дополняют картину происшествия. Скажем, оттого, что после убийства Фиик был еще и ограблен, вам ведь легче или яснее не станет...
– А женщина, жена Похвалова?
– Вы ее знали?
Катя ответила не сразу, тонкими пальчиками дотронулась до челки, но отодвигать ее не стала.
– Виделись на приемах. Они были любовниками?
Серафимова тепло посмотрела на Катю, ну хоть чем-то она могла утешить девушку, так мужественно скрывающую свою скорбь.
– Они не были любовниками. Похвалову убили не в квартире Финка, на семь часов раньше.
Все, о чем пишут эти дурацкие газеты, неправда, грязь. Не верьте, просто кто-то очень хотел вправить нам мозги задом наперед. Они уже и до вас добрались...
Девушка часто задышала и, неожиданно развернувшись к Серафимовой, прильнула к ее плечу. Та погладила Катю по голове.
– Не плачь. Твой папа когда вернулся во вторник домой?
Катя подняла голову и взглянула на Серафимову одним своим доступным глазом.