Выхожу один я на рассвете
Шрифт:
– Хорошо выглядишь. Правда, правда!
– майор, лучась фиксатой улыбкой, обнимает меня за талию. С ранее неведомым любопытством я заглядываю ему в рот, заботливо пересчитываю фиксы. Одна золотая, четыре из нержавейки - всего, стало быть, пять. Все равно как лучиков у кремлевской звезды. Интересно, у майора они тоже вылетают? Или стоят до последнего, насмерть?
– Слыхал, какого штурмовика в наших лабораториях отгрохали! С обратной стреловидностью крыла! Нигде нет, а у нас есть.
– Исессно! Наша авиация лучшая в мире!
– Подыгрываю я. Если надо, поднимем в небушко Су-37, и те же "Стелз" пачками
Майор трепетно хватает меня за плечо.
– А Ту-160-й! Наш непревзойденный, с тридцатью шестью ракетами на борту! Его ж одного на всю натовскую эскадрилью хватит!
– Кто же спорит, товарищ майор! Вы бы еще про "Черную Акулу" помянули! Разве ж можно наше с чем-нибудь сравнивать? Запад - сыт и оттого ленив. Что они могут там придумать, кроме стиральных машин с кофеварками?
Голова майора умиленно качается - точь-в-точь, как у китайского болванчика. Подобные речи наш военрук обожал и в прежние времена, - сейчас подобный бальзам для него первейшая необходимость. Вроде бальзама "Битнера" перед сном. Что поделаешь, поколение ветеранов, бравших Варшаву и Прагу, лечится призрачным могуществом былого, потребляя воспоминания, как микстуру - горькую, но целебную. По паре таблеточек в день, по чайной ложечке с утра. Вот, дескать, помню, вставал я и шел в магазин за кефиром, кефира не было, зато имелось молоко - по двадцать восемь копеек за литр! Двадцать восемь, дорогие мои! Не центов, не рублей, а копеек!.. Словом, жили памятью о прошлых завоеваниях, цеплялись за кромки расколовшегося айсберга. Западный "Титаник", скалясь иллюминаторами, описывал вокруг тонущих развеселые круги, но мы вовсе не тонули! Мы делали вид, что плещемся и закаляемся, с браса переходя на лихой кроль, к иллюминаторам и расплющенным о стекло пятачкам любопытствующих протягивая разудалые славянские кукиши. СОСа ждете? Не дождетесь! Не соснуть вам во веки веков нашей слабости!..
– Да-а! Молодцом ты стал, определенно - молодцом! А о Никоновском автомате слыхал что-нибудь? Чудо, говорят, двадцать первого века!
– Ясное дело, слыхал. У нас во дворе мальцы пятилетние их из досок выстругивают.
– Ну да?
– Так гордятся же!
– Это хорошо. Надо им, понимаешь, внушать... Не можешь дать детям богатства, дай идеологию! Когда нищие материально нищают еще и духовно, это скверно... В Пентагоне, говорят, два генерала с расстройства повесились. Не смогли понять устройства автомата. Разобрать-то разобрали, а обратно собрать не сумели. Два генерала, представляешь?
– Может, и больше. Пугать просто не хотят.
– Оно конечно! Не оскудеет земля русская умами.
– Майор заговорщицки приближается.
– Мы, Артем, все равно как тараканы! Нас травят, а мы только сильнее становимся.
– Ну так - загадочная русская душа! Что вы хотите!
– То-то и оно! Травленные да угнетаемые всегда умели сплачиваться. Этакий отпор на внешнее презрение. Правительство на нас чихает, Европа дерьмом поливает, а мы им новацию за новацией. Чтоб, понимаешь, знали.
– Такие речи - и в школе?
– Я тоже начинаю говорить чуть тише.
– Своим огольцам я, понятно, такого не говорю, - военрук доверительно улыбается.
– Только тебе, Тема и никому больше.
– Честно скажу, польщен... Вы-то как? На пенсию не тянет?
– Да тянет, конечно, как без этого.
– Он передергивает плечом, имея в виду оболтусов за спиной.
– Я же их, стервецов, люблю. Даже нынешних. Вы, разумеется, лучше были, но я и к этим привык. Дети, Артем, - штука светлая, радостная. Задорные глаза, добрые сердца...
Я исподтишка бросаю взор в сторону учащихся. "Задорным глазом" один из них как раз целит в мишень на заду майора из пневматической винтовки, приятели сорванца часто и ловко бухают хлебным мякишем по воробьям в открытом окне. И только парочка богатырей за сдвинутыми партами добросовестно гремит железом, собирая и разбирая на время автомат Калашникова. В отличие от пентагоновских генералов дело у них спорится. Проигравшему звонко отвешиваются щелбаны и саечки. Видимо, деньги у бедолаги давно кончились.
– Да, Артем... День возле них проведешь и словно перерождаешься. Вот, ей Богу, словно заряжаешься какой-то доброй энергией!
– Но ведь хулиганят.
– А как иначе! Не без того. Только они ведь по-доброму хулиганят. От переизбытка, так сказать, энергии...
Именно в эту секунду "добрые хулиганы" за спиной майора взрываются торжествующими воплями. Один из воробьев на карнизе, кувыркнувшись, заваливается лапками кверху. Хлебная пулька попадает точно в десятку. Что и говорить - переизбыток энергии штука хлопотная.
Глава 5 Зачем вы, девочки?..
Авось - слово хорошее, романтическое. Мираж в туманной авоське, славянское подобие мечты. И зря его ругают всем скопом. Мода у нас такая дурацкая - ругать и хвалить коллективом. Когда в стране разгром, когда трудно на кого-либо положиться, только это самое слово и остается. Оно - вроде слова чести, только честью клялись в веках прошлых преимущественно дремучих, а нынче явилась замена более прогрессивная. Честь приболела гриппом и где-то даже слегка скончалась, вот и осталась одна надежда на "авось". Неконкретная, иллюзорная, но оттого не менее воодушевляющая. Пусть все вокруг плохо, мир злой и дурной, а денег как не платили, так и не платят - и все-таки авось! Выживем, переживем, заживем...
В общем, не получилось с Семеном - не страшно! Не вышло со стоматологом - ладно! Трех тонн баксов в кошельке тоже нет, зато с грехом пополам набирается порция дензнаков на кафе. А посему в искомое заведение я отправляюсь вполне бодрым шагом, решив, что наше национальное "авось" не подведет и здесь.
Девонька моя запаздывает минут на двадцать-тридцать, но поскольку и сам я, зная дамские привычки, принимаю энную поправку, ждать приходится совсем недолго. В зал мы входим почти одновременно. Приятно улыбаясь друг дружке, оккупируем ядовито розовый столик, чуть погодя, приступаем к светскому диалогу.
– Замечательная погода, не правда ли?
Девонька смущенно фыркает и тянется к вилке.
– Прикольно ты как-то говоришь.
– Да нет, я на полном серьезе! Ветер дует, солнце блещет! Лужи - и те сегодня какие-то особенные.
– Я тоже в одну наступила. Думала, мелко, а там, блин, по колено. Теперь чавкает в туфлях.
– Это не горе. Важно, что интернет близится, люди веселеют, эра безграмотности уходит в небытие.
Девонька моя согласно кивает.
– Пива бы. А то тут, фигали, один сок!