Выкупи меня
Шрифт:
Тихий таинственный звон не прекращается.
Папа… Это ведь послание? Ты ведь должен был оставить мне какую-то подсказку.
Есть! «Коробочка» этого лотоса весьма своеобразна. Там, где должны быть семена-орешки, под слоем зелёного силикона, мерцают кнопочки с цифрами.
Код! Здесь должен быть код!
Теперь осталось подобрать комбинацию. Но беда — что девять натуральных чисел дают огромное количество вариантов. И провозиться с ними можно ни одну жизнь.
Как же понять, какой код?
— Усложним
Муж тянется к оружию, гладит чуткими пальцами, улыбается…
— Ты, наверное, не знала, Ника, но твой благоверный был чемпионом среди юниоров страны! Едва-едва не попал в лигу чемпионов Европы. Помешала одна досадная случайность, да, маленький Арис?
Тот кивает и произносит на автомате:
— Глупость, блажь, нелепость.
— Расскажешь? — ухмыляется эта тварь.
— И покажу, — Аристарх берёт оружие и вкладывает в него толстую короткую стрелу. Взводит рычаг, натягивает тетиву и принимает нужную стойку.
Взгляд становится ледяным и острым.
В прицеле — я.
— Нужно было стрелять по живым мишеням. Не знаю, кто это придумал. Я был ребёнком и не вникал. Нас привезли, раздали арбалеты и сказали стрелять… Там были маленькие волчата, несмышлёныши ещё, весёлые, как обычные щенки. Я не смог. Бросил всё, устроил скандал, в драку полез. Так моя спортивная карьера и прервалась.
Дрожу, буквально ощущая, как арбалетный болт вспорет кожу, пронзит мышцы…
Нет, Аристарх, нет!
— Я никогда не мог стрелять в живое. Не люблю причинять боль. Но… — он зло хмыкает… — всегда мечтал попробовать… особенно, когда передо мной такое искушение.
Он резко позицию, но перед тем, как отвернуться, подмигивает мне. Осознанно и дерзко.
Наш повелитель «лотоса» срывается и мчится к двери, сообразив, что сейчас произойдёт.
Но он не может двигаться быстрее арбалетного болта. Тот острым жалом впивается в спину мастера…
Раздаётся крик. Хозяин лесного дома падает лицом вперёд.
«Лотос» гаснет и будто замирает.
А здание сотрясает мощный взрыв…
Аристарх
Рано, Сева, рано!
И круто. По ходу, ракетами гасит. Значит, спровоцировали. Мы ждали и готовились. Теперь это дело Темникова и Драгина. Они лучше знают, что делать.
А моё дело выводить отсюда Нику.
Перекидываю через плечо арбалет, хапаю кивер с двумя десятками болтов — пригодится. Мы ж на войне, в конце концов. Тут с голыми руками нельзя.
Подхожу к Нике. Сгребаю сахарную в охапку.
Наклоняюсь и осторожно целую зарёванные глаза, солёные щёки, распухшие от слёз губки.
Маленькая.
Как держалась!
Не истерила, не паниковала, слезинки не проронила. Ещё и где-то силёнки находила меня поддерживать, ободрять, успокаивать.
Уж не знаю, чем я такое чудо заслужил. Но сердце заходится от благодарности, нежности, восторга.
Приподнимаю личико за подборок, смотрю в глаза — сейчас, омытые слезами, они — словно чистейшие изумруды, сверкают, переливаются, поблёскивают.
— Люблю тебя, — говорю, и на душе становится легко. Потому что правильно. Потому что давно надо было. Потому что только теперь ощущаю себя цельным, завершённым, состоявшимся. — Очень люблю. Навсегда.
Она обнимает меня за пояс, утыкается в грудь и ревёт.
Глупышка.
Сердце рвёт мне своими слезами.
— Сахарок, — выдыхаю в рыжую копну, — надо идти.
Она вскидывает голову, кивает, смешно, кулачками вытирает слёзы. Полна решимости, готова к действиям.
Обожаемая. Сладкая. Единственная девочка.
Сжимаю ладошку, и мы устремляемся прочь из этой проклятой комнаты, из этого места.
Когда проходим мимо мастера, он пытается схватить Нику за ногу. Очухался, недобиток. Но прежде, чем я успеваю сориентироваться — Ника заряжает ему каблуком. Великий мститель заходится в вое, а мы вскакиваем в коридор.
— Ты страшная женщина! — говорю, а самого распирает от гордости и восхищения.
Моя. Лучшая на земле.
Никуша кровожадно усмехается:
— Вот знай и бойся.
— Не могу, — расплываюсь в маньяческой ухмылке, — грозные рыжие боевые котята — мой фетиш.
Навстречу нам, из-за поворота, выскакивают Темников и Драгин.
Сева машет в сторону:
— Идите туда, там чисто.
Ну, ещё бы — там, где прошли эти двое, грязно быть не может.
— А вы?
— А мы — цветочки собирать, — многозначительно улыбается Драгин и подмигивает Нике. Моя девочка мучительно краснеет и прячет глаза.
Скрываю её в кольце рук.
Кидаю сухо:
— Удачных сборов.
Не хочу, чтобы мою чистую касались прежние тёмные и дурные воспоминания. Ей хватит на сегодня.
Парни — с ними ещё пяток до зубов вооружённых бойцов — проносятся мимо. А мы с Никой бежим к выходу.
Дом этот Сева знатно потрепал, но тот ещё держится. Хотя где идут трещинами перекрытия, проседают балки, сыплется штукатурка.
Замечаю, что Ника слегка испуганно оглядывается по сторонам. Видимо, опасаясь, чтобы нас не прибило ненароком каким-нибудь особенно лихим кирпичом.
Надо отвлечь.
— Тебе интересно, почему «лотос» не сработал?
Она мотает головой, но всё-таки поясняет: