Выкупи меня
Шрифт:
Меня пронзает озарение от её слов. Я ведь и сама это чувствовала. Понимала. Я несу только разрушение и смерть. Она права на все сто, увы.
Горько вздыхаю:
— И что вы мне предлагаете?
— Оставь его, — тут же выпаливает она. — Только так он сможет нормально жить. Ты ведь не хочешь, чтобы его убили очередные фанатики?
Смотрю в её тёмные безэмоциональные глаза и читаю в них лишь одно — свой приговор: «Уходи! Ты проклята»
Сжимаюсь.
Она права.
Поиграли — и хватит. Аристарх слишком дорог мне, я не хочу рисковать им вновь. Он
Встаю, хватаю сумочку:
— Вы позволите забрать фото?
Она кивает, видимо, довольная моей понятливостью и тем, что не истерю. Просто свекровь не знает, что у моего организма закончился лимит истерик. Он слишком устал, перегружен.
— Что вы скажете ему? — киваю на койку, где лежит мой муж. Взгляд скользит по заострившимся чертам совершенного лица. Отмечаю бледность, треснувшие губы, на которых до сих пор видна запёкшаяся кровь. Вспоминаю, как он целует. На миг прикрыв глаза, вновь оказываюсь в объятиях любимого, ощущаю жар большого тела, слышу ласковый, чуть хрипловатый смех.
Прости. Ты так и не узнаешь, как сильно я люблю тебя. Ты будешь в моём сердце навеки, любимый.
— Скажем, что ты не выдержала его болезни. Ушла к другому. Изменила. Измены он не простит.
Больно. Как же больно. Едва глотаю колючий ком.
Но так будет правильно — лучше разбить ему сердце, чем знать, что любимый погиб, прикрывая меня.
— И кого же выбрали в качестве соперника?
Она усмехается:
— Узнаешь. Иди вниз, он тебя ждёт.
— Можно попрощаться? — смотрю на Аристарха, как голодный на полки кондитерской лавки.
— Это лишнее, — говорит Валентина Игнатьевна, поднимаясь следом. — Ещё разбудишь. Иди.
Она кивает на дверь.
Глотаю колючий ком. Смотрю на любимого так, чтобы запечатлеть каждую черточку — Аристарх сейчас такой красивый, такой молодой, такой беззащитный.
Я спасу тебя, любимый, пусть и ценой своего счастья.
Как выхожу из здания клиники — не знаю. На автомате. Мир будто перестал существовать. Реальность стёрли. Я бреду в пустоте.
Не знаю, как преодолеваю ступени, ведущие вниз. И тут вижу его. Он ухмыляется довольно, с видом победителя. И совсем не прячется — зачем? Я ведь сяду к нему в машину у всех на виду. И потом никогда не смогу доказать, что этого не было.
Синие глаза холодно щурятся. В них нет и капли дружелюбия.
С чего мы взяли, что он играл на нашей стороне? У таких людей всегда только одна сторона — своя.
Всеволод Драгин отлипает от капота машины и галантно распахивает передо мной дверь со стороны пассажирского кресла.
— Поедим, красотка, кататься… — цитирует знаменитую песню.
— Куда? — вяло интересуюсь, садясь в машину.
Он обходит авто, умащивается за руль, блокирует дверцы.
— Узнаешь. Обожаю делать сюрпризы сладким малышкам.
Только вот почему этого сюрприза я боюсь.
Ведь Драгин, глядя на меня, скалится хитро и недобро…
Он внимательно следит, как я сажусь на место пассажира, пристёгиваюсь и замираю.
Сам Драгин садится
Не смотрю на него, не хочу. Пялюсь в окно, только вот ничего не вижу. Реальность смазана. Я будто ослепла, отупела, поставила себя на паузу. Замерла.
Но когда тишина становится гнетущей и невыносимой, я всё-таки разлепляю губы и спрашиваю, просто чтобы ещё и не оглохнуть:
— Ты сам за рулём… Разве таким, как ты, не положены по статусу водители?
Он хмыкает, не смотрит на меня, сосредоточен на дороге. Я невольно скольжу взглядом по мужскому лицу. Драгин красив, но не так, как мой Арис. У него крупные резкие черты лица, густые брови, довольно глубоко посаженные глаза. Синие-синие. До нереальности. При угольно-чёрных волосах и смуглой коже. Эффектное сочетание. Тогда, в клубе, я повелась на него. Нельзя было не повестись — слишком уж яркий.
Но сейчас — как холодной водой — обдаёт стыдом. Снова отвожу взгляд, смотрю, как бежит дорожное полотно — будто ткётся ткань. Жизнь добавляет в неё узоры — травинки, камни, цветы… Вышивает, старается, разнообразит…
Драгин снисходит до ответа:
— Это твой мажор всё с водителями да охраной. Мы, оружейники, ребята простые. Привыкли полагаться на себя. Особенно, в важных вопросах. Потому что, Ника, не предаёт только клинок. Людям доверять нельзя. Никому…
— Значит, ты вовсе не помогал Арису? — озвучиваю очевидное, но хочу услышать от него подтверждение своих догадок.
Драгин презрительно фыркает.
— Смотря что можно считать помощью. Мне нужен был цветок — Арис помог мне его добыть. А я, походя, помог ему. В мои планы не входило, чтобы он умирал так рано. Поэтому были врачи, и клиника, и драки на его стороне. Не более. Пока мне было выгодно.
— Как цинично! — грустно усмехаюсь.
— Зато честно, — он сворачивает с основной дороги, и мы опять углубляемся в лес. — Спрашивай дальше. У тебя ведь куча вопросов.
— Я нужна тебе, — кивает, — но не как женщина. Если бы была нужна в этом плане — ты бы взял меня ещё там в клубе. Верно?
— Ты умная девочка, Ключик. Так и есть. Я присматривался к тебе, приценивался, так сказать. Тогда, на аукционе, реально готов был выложить за тебя сумасшедшие деньги…
— Так почему не взял? Ни тогда, на аукционе, не в клубе? Что остановило?
— Ты не поверишь, Ника, но принципы. Я хочу, чтобы ты трезво понимала, что делаешь. Чтобы шла на это добровольно, а не из чувства благодарности. А ещё — мне нужна чистота эксперимента.
— Эксперимента? — это слово дико пугает. Мгновенно мысленно уменьшаюсь до размеров подопытного хомячка, таращусь глазами-бусинками…
— А ты как думала! Ты, по сути, редкий генетический мутант. Очень хочется узнать, что в тебя «вшил» твой полоумный папаша. Разобрать тебя на атомы. — Вжимаюсь в кресло, чувствую, что холодная капля бежит вниз по позвоночнику. — Знаешь, чтобы понять, как работает то или иное оружие, его надо вскрыть. Изучить составные части. А вот собрать… Нередко бывает, что испорченную модель не соберешь полностью… Разве что другую, по тому же принципу…