Выкупи меня
Шрифт:
Я уже всё придумала — у нас будет маленький домик в лесу, где-нибудь на острове, чтобы рядом — водоём: озеро или речка. В доме будет уютно — камин, много дерева, вязаные вещи.
Дети будут резвиться, ты — читать газеты, я — готовить. Нам будет очень хорошо, слышишь. Мы будем так счастливы, как никто другой.
Говорю ему всё это и верю сама — так обязательно будет. По-другому нельзя. Потому что мы уже нахлебались горя полной ложкой. Достаточно. Пора наступать белой полосе.
Но у судьбы, как обычно, свои планы на тебя. Дверь в палату широко распахивается и являет моему взору
— Порядочную из себя изображаешь, сучка! — рявкает она, подлетая ко мне. — У постели сидишь!
Гордо вскидываю голову:
— Да, — чеканю, — так велят мне долг и сердце!
— Сердце? — фыркает она. — Будь оно у тебя, мой сын не лежал бы сейчас здесь. Ты бы оставила его! Гадина! Проклятое семя!
Мне нереально больно. Я одна, и меня некому защитить от её нападок. Но я не позволю разрушить то счастье, что уже воцарилось в душе. Я буду сражаться за него.
— Как вы смеете такое говорить! — вскидываю голову, меряю её презрительным взглядом. — Вы ничего обо мне не знаете!
— Напротив, — ухмыляется она, — знаю и даже больше, чем ты думаешь.
Она лезет в сумку, достаёт оттуда старый снимок и швыряет мне.
Беру, дрожащими руками подношу к лицу и… не могу поверить и сдержать крик. Потому что с выцветшего фото на меня смотрят…
…мои же глаза. Только с лица другой женщины — старше, серьёзнее, но такой же рыжей. Набегают слёзы, буквы сами складываются в заветное слово: «Мама», выдохом слетающее с моих губ. Рядом с женщиной — русоволосый мужчина — худой, долговязый, с пронзительным взглядом серых глаз. А на руках у него — крохотная рыжая девчулька. Не трудно догадаться — я.
— От-ткуда, — еле бормочу я, — эт-то у в-вас?
Свекровь оглядывает палату, присматривается к Аристарху — он спит слишком глубоко, и врачи сказали, что проспит ещё несколько часов. Нам нечего опасаться. Видимо, она тоже понимает это, потому что берёт меня за локоть и отводит в зону для посетителей.
У Аристарха люксовая палата. Словно номер в дорогом отеле. Помещение разделено таким образом, что одну часть занимает больной, а вторая представляет собой что-то вроде оборудованной комнаты ожидания. Тут стоят уютные диванчики, столик, холодильник, телевизор, полки с книгами и журналами. К палате прилегает санузел. В общем, родственники с полным комфортом могут расположиться у постели пациента.
Валентина Игнатьевна, моя свекровь, подводит меня к диванам и указывает рукой, требуя присесть.
Сажусь, зажимаю ладони между колен, впериваюсь в неё взглядом, жду объяснений. А чтобы поскорее приступила к ним, повторяю вопрос:
— Откуда у вас эта фотография?
Свекровь рассматривает меня, как диковинную зверюшку, а потом хмыкает:
— Мне дала её Татьяна, мать Антона.
Мотаю головой:
— Эти имена мне ни о чём не говорят.
— С Антоном вы общались в офисе «Серебряного лотоса». Он и есть мастер. А Таня — моя старшая сестра.
— Что же это получается…
А получается очень много нехорошего. Ведь если всё так, значит, Валентина Игнатьевна знала всё с самого начала. Знала, кто я! Потому так усиленно и пыталась вырвать меня из жизни Аристарха. Ну, конечно
— Догадалась, значит, — усмехается она. — Ты умнее, чем я думала. Хоть впрочем, дочь Вячеслава Дрейнга другой быть и не могла. Таня любила его, помешалась на нём. А он кроме твоей матери никого и не видел.
— Стоп! — вскидываю руку. — Антон рассказал нам душещипательную историю о том, как мои родители, ваш муж и старик Драгин подставили её. И за это он собирался всем мстить.
Свекровь смеётся — зло и издевательски.
— Антоша всегда был странным ребёнком. Любил придумывать себе то, чего нет. А когда Тани не стало — и вовсе тронулся умом.
— Это видно, — констатирую грустный факт. — Но хоть что-то из того, что он говорил, было правдой?
— Конечно, — охотно подтверждает Валентина Игнатьевна. — То, что ты — ключ. Вячеслав был просто помешан на тебе. Поэтому и зациклил всё на твоём ДНК.
— Никакой я не ключ, — отрицательно качаю головой. — Лотос не сработал. Вообще не отреагировал на меня.
Хмыкает:
— Этот — и не должен был.
— Этот? — удивлённо вскидываю брови.
— Да, опытный экземпляр. Не самая удачная версия. Думаешь, кто-то бы оставил уникальную и опасную технологию на попечение полубезумного подростка? Нет, конечно. Настоящий «лотос» надежно спрятан.
— Где и кем?
Валентина Игнатьевна пожимает мощными плечами:
— Никогда не интересовалась. С тех пор, как Ваня вышел из проекта, мы больше в это дерьмо не лезли. Хоть Татьяна и считала нас предателями. Скорее всего, подлинник увёз и спрятал твой отец. А может и не спрятал. Кто знает… Слишком много шавок и ищеек шло тогда по их с Динарой следам.
— Мою маму звали Динарой?
— Да, но мы называли её Диной. Твой отец похитил её в каком-то горном ауле. Не устоял перед красотой. Они очень любили друг друга — романтично, нежно, искренне. Динка оказалась умницей. Закончила университет. Могла бы и дальше идти в науку, но предпочла оставаться опорой и тылом своего гениального мужа.
Моё сердце заходится нежностью от этих воспоминаний. Теперь я понимаю: меня очень-очень любили, но другого варианта спрятать — и, по сути, спасти, — у них не было. И даже становится стыдно, что злилась на них раньше.
Сейчас я благодарна свекрови, что она рассказывает о дорогих мне людях без сарказма. Почти с теплом.
— Но то, что я не знаю, где находится подлинник, не означает, — переходит она на деловой тон, — что об этом не знают и другие. Те, кто охотился за изобретением, когда оно ещё было в чертежах.
— Наверняка, — не могу не согласиться я.
— А это значит, они знают, что есть ключ. И что этот ключ — ты. Понимаешь?
Не совсем, но дурное предчувствие уже гложет душу.
— Ника, за тобой будут охотиться. Всегда. Пока ты жива. И методы, которыми станут подбираться к тебе, будут, в том числе, и нечестные. Например, шантаж жизнью и здоровьем твоих близких… Твой парень уже погиб из-за тебя, — она не знает, что Вадим жив, и это хорошо, — мой сын чуть не погиб. Сколько нужно ещё смертей, Ника, чтобы ты поняла?