Вынос дела
Шрифт:
– Это правда, – тихо добавила я, – она привезла меня сюда, велела ждать в машине и пошла к подъезду, а тут откуда ни возьмись темно-зеленый «Фольксваген».
– Ой, и не фига себе, – забормотал Павлов, лихорадочно закуривая, – ну и новости… Говорил ей, ходи аккуратней, так нет, вечно голову вверх задерет и несется не глядя… А сейчас отморозков на дороге, как грязи…
– Ее сбили специально, – настаивала я, – наехав на нее, машина дала задний ход и еще дважды прокатилась по Зое. Можешь представить, чтобы такое проделал
Никита посерел и полез в карман. На свет появилась упаковка таблеток. Павлов кинул в рот сразу три ярко-красные пилюли и неожиданно спросил:
– Ну, а я здесь при чем?
– При том, что шла она к тебе и меня хотела именно с тобой «познакомить». Сказала, будто знаешь, кто убил Ваньку, а мне нужно проследить за какой-то падлой в доме Харитоновых, только не сказала, за кем именно. Правда, там народа раз-два и обчелся – Таня, горничная Тоня и повар Емельян.
– Еще девочка Варя, – подсказал Никитка.
– Ну, вряд ли она ребенка имела в виду. Значит, ты знаешь, о ком Зоя вела речь?
Павлов молчал, только его маленькие глазки с припухлыми веками быстро-быстро моргали, словно пытались удалить соринку.
– Слушай, Кит, – попробовала я воззвать к логике, – если Зойка проговорилась кому-то – скорей всего убийце Клюкина, что знает всю правду, то ее убил тот же человек, который отравил несчастного алкоголика. Понимаешь меня?
– Ну? – промямлил Павлов.
– И если ты тоже владеешь информацией, угадай с трех раз, чья очередь следующая?
Никитка помертвел.
– Ты хорошо знал Зою? Могла она шантажировать убийцу?
Бывший сокурсник запихнул в рот еще какое-то лекарство и сообщил:
– Господи, да Лазарева за копейку мать продаст! На все ради денег готова, никого и ничего не любит, кроме чистогана. Да если появилась перспектива заработать, она голой в доменную печь войдет! Говорил же ей, осторожней надо, деликатней, – нет, поперла, как всегда, напролом. И ведь советов не слушает. Кричит: «Тебе хорошо, вырос в обеспеченной семье, а мне из грязи вылезать пришлось!» И ведь вылезла: квартира на Арбате, две машины, дача в Снегирях и сын в МГм МО, полный большой джентльменский набор.
– Ты ее так хорошо знал? – удивилась я.
– Как облупленную, – вздохнул Никитка, – мы двенадцать лет вместе прожили, только отношения не оформляли.
Я разинула рот.
Павлов увидел мою реакцию и продолжил:
– После института меня родители в Министерство внешней торговли пристроили, а Зойка решила завербоваться. Мы-то все, как могли, пытались отвертеться, а ей очень уж в свой Зажопинск возвращаться не хотелось, вот и согласилась. Впрочем, не прогадала, ей и квартиру дали, и прописку, и звание… Помнишь этого хмыря, Ивана Ивановича?
Когда мы перешли на пятый курс, в институте появился тихий интеллигентный человек с вкрадчивым голосом. Иван Иванович – так он представлялся тем,
И нтересовали его в основном девочки, великолепно владеющие языком. Разговор проходил в кабинете декана. Иван Иванович сулил золотые горы – квартиру, зарплату примерно в четыреста рублей, какие-то пайковые, одежные и санаторные деньги, быстрое продвижение по службе с соответствующим ростом оклада.
– Коллектив в нашем учреждении в основном мужской, – сладко пел Иван Иванович, – вы моментально найдете себе супруга, человека проверенного, во всех смыслах положительного.
На фоне великих благ и радостей маячила одна малюсенькая неприятность. Все это можно было получить, лишь завербовавшись на службу в КГБ, надеть погоны и служить верой и правдой. Причем никто не собирался делать из нас шпионок, террористок или радистов. Комитету требовались переводчицы, трудиться предстояло с бумагами, в милой, почти семейной обстановке.
– Отличный буфет, столовая, заказы, – журчал Иван Иванович, – по субботам кино и танцы в клубе, есть бассейн и несколько санаториев. На море…
На нашем курсе он приглядел шестерых. В том числе меня и Зою Лазареву. Первой для разговора вызвали Майку Глотову. Она вернулась спустя полтора часа потная, красная и безумно злая.
И спользовав весь набор увещеваний, интеллигентный Иван Иванович принялся грозить. Майку он пытался испугать распределением в Сибирь. Но та в ужасе от перспективы увидеть себя в погонах твердо заявила:
– Куда угодно, хоть к эскимосам, лишь бы не к вам.
Другие девчонки оказались умнее – одна сослалась на беременность, вторая сообщила, что имеет отчима-еврея, третья запела о крайне хилом здоровье… Только мне ничего достойного не пришло в голову.
Когда Иван Иванович ласково сообщил о головокружительных перспективах, я растерянно молчала. И вдруг в голову стукнула гениальная мысль. Человек – существо странное, если у него что-то отнимать, ни за что не отдаст. А вот если наоборот?..
Сделав восторженное лицо жизнерадостной кретинки, я закричала:
– Очень хочу, просто мечтаю послужить Родине! И не надо ничего, буду трудиться даром!
И ван Иванович тяжело вздохнул.
– А меня пошлют в тыл врага? – не успокаивалась я. – Пистолет с рацией дадут? Кстати, не умею прыгать с парашютом…
– Не надо, – попробовал вставить слово Иван Иванович.
– Как же? – изумилась я. – Во всех книжках про шпионов пишут, как разведчика ночью выбрасывают в темный лес. Кстати, боюсь лягушек, до обморока.
– Такого вам никто не предлагает, – процедил кагэбэшник, разом погасив улыбку.
– Жаль, – пригорюнилась я, – вот приятели удивятся, когда узнают, где работаю.
– Вот что, – стукнул Иван Иванович кулаком по столу, – считайте, что никакого разговора не было.
– Как же так? Очень хочу служить Родине…