Вынос дела
Шрифт:
Услышав этот звук, собиравший свои бумаги Харитонов поднял взор и подмигнул Ниночке:
– Кажется, мадам разгневана. Но ничего не могу поделать. Dura lex, sed lex: закон суров, но…
– Это закон, – докончила машинально Лузгина.
– Знаете латынь? – удивился адвокат, окидывая девушку взглядом.
Смущенная столь откровенным разглядыванием, девчонка пролепетала:
– Заканчиваю юридический, мечтаю стать таким же блестящим специалистом, как вы.
Польщенный наивным восторгом секретаря, Харитонов расхохотался и предложил довезти Лузгину до дома. Так начался их странный, непонятный роман. Вернее было назвать отношение Харитонова к Нине отеческим, потому что близость у них случалась редко и как-то
Олег Андреевич приезжал днем. С радостью сбрасывал галстук, строгий костюм и белую рубашку. Облачившись в халат, адвокат обедал, а потом садился за работу. Готовился к процессам, писал речи… Иногда просто валялся на диване, бесшумно щелкая пультом.
– Ох, Ниночка, – вздыхал Харитонов, – кабы не Варька, тут же развелся бы с Татьяной и женился на тебе. Дома жить просто невозможно!
– Что плохого происходило у него дома? – не утерпела я.
– Таня очень холодный человек, – спокойно ответила Нина, – абсолютно правильный и жутко занудный. Бедный Олег Андреевич жил словно в витрине магазина. К завтраку полагалось спускаться в костюме, к обеду надевать галстук. Вы не поверите, с каким удовольствием он ел у меня жареную картошку прямо со сковородки, а огурцы вылавливал пальцами из банки. Дома еду подавали только на фарфоре и точно по часам.
Пойти на кухню после одиннадцати вечера бедняга Харитонов не мог. Тут же за спиной возникала Татьяна и начинала вещать о непоправимом вреде, который ночной обжора наносит своему организму. Если усталый депутат, сняв ботинки, бросил их у входа, заботливая Татюша, качая головой, тут же засовывала небрежно брошенное в специальный шкафчик. Пиджак, повешенный на спинку стула, моментально водружался на плечики, для брюк существовали специальные зажимы.
– У меня он швырял одежду в угол, – грустно улыбалась Ниночка, – и страшно жалел, что не может остаться на ночь.
Варя привыкла, что отец рассказывал ей перед сном сказку. Не мог он бросить и Таню. Во-первых, у нее слабое здоровье, во-вторых, она посвятила ему и больному ребенку много лет жизни. Было бы страшно непорядочно подать в такой ситуации на развод.
Она замолчала. Я вытащила «Голуаз» и тоже молча закурила. Что ж, знакомая история. Сама побывала четыре раза замужем и, кажется, знаю все типы мужской психики. Первый супруг, Костик, художник по профессии, был жутко ленив. Сидел в мое отсутствие целый день голодным у забитого кастрюлями холодильника. Просто не мог заставить себя вынуть готовый обед и подогреть. Хорошо, хоть Аркадию не досталась в наследство от отца патологическая лень. Впрочем, кое-какие черты в характере сына ставят меня в тупик. Ну, в кого он такой тихий? Может, в мать? Я с ней никогда не встречалась. Костина первая жена Фаина, родив мальчишку, испарилась в неизвестном направлении. Когда я, восемнадцатилетняя идиотка, боящаяся остаться старой девой, вылетела замуж за Константина, Кешке только-только исполнилось четыре, и он охотно принялся звать меня мамой. С художником мы прожили всего год. Холодным декабрьским вечером я ретировалась в свою двухкомнатную «хрущобу» в Медведкове. В качестве компенсации за развод мне и был отдан Аркадий. Поэтому в нашей жизни частенько случаются казусы.
Первый произошел, когда я стала записывать сына в школу. Мальчик был усыновлен мной по всем правилам, но носил фамилию отца – Воронцов. Я по наивности надеялась, что Костик начнет платить алименты. К слову сказать, денег от него не получила ни разу, да и черт с ними, мы с Наташкой оказались вполне способны прокормить, одеть и выучить парня.
Полная директриса, поджав губы, глянула в метрику и процедила:
– Заявление принимаем только от родителей.
– Я его мать, – радостно подтвердил мой язык.
Директорские брови поползли вверх. Она взяла паспорт, глянула на год рождения и на всякий случай переспросила:
– Мать?
– Двадцать один, – все так же радостно сообщила я.
Педагогиня хмыкнула, полистала серую книжечку и весьма недовольно сказала:
– Рожать в четырнадцать лет слишком рано. Впрочем, прописаны в нашем микрорайоне и, к сожалению, не нахожу никаких причин, чтобы отказать вам в приеме.
Второй муж, Кирилл, оказался полной противоположностью Косте. Отличный семьянин, нежный отец, рачительный хозяин, к тому же зарабатывал совсем неплохо. Мы с Кешкой катались как сыр в масле. Кирюшка железной рукой взялся за воспитание мальчика – музыкальная школа, секция борьбы, репетитор по русскому, математику он всовывал в неподатливую детскую голову сам. Во всей массе неоспоримых достоинств существовало лишь одно «но». Милый, нежный Кирилл был патологически ревнив. Время на дорогу от института до дома выверялось до секунды. Стоило мне заболтаться с приятельницами или застрять в магазине, как начинал разыгрываться жуткий, невозможный скандал.
– Знаю, – орал Кирка, швыряя об пол чашки, – знаю, изменяла мне! Говори, с кем?
Один раз, чтобы поспеть вовремя, схватила такси и, в ужасе поглядывая на наручные часы, перевела дух лишь у подъезда. Фу, успела. Не тут-то было. Кирюшка вылетел на заснеженную улицу во вьетнамках на босу ногу.
– Ага, – завопил он, распахивая дверцу водителя и пытаясь ткнуть ничего не понимающего мужика кулаком в нос, – понятно теперь, кто любовничек!..
– Ты офигел? – изумился шофер.
Завязалась драка, в пылу которой Кирюшке выбили зуб, и он попрекает меня этим фактом до сих пор. Однажды он уехал в командировку, а Наташка внезапно заболела. Я спешно поехала к подруге и осталась ночевать. Около полуночи шаткая дверь затряслась и с громким гулом рухнула в коридор. В комнату влетел озлобленный Кирилл и, вертя головой по сторонам, взвыл:
– Ну, где он, показывай!
– Кто? – простонала Наталья, которую только что отпустила жестокая почечная колика. – Кто?
– Дашкин хахаль! – заорал Кирка и принялся заглядывать под диван.
Он без остановки обежал квартиру, сунул нос во все шкафы, изучил ванную…
– Ну? – прошептала Наталья. – Удостоверился?
– Все понял, – пробормотал Кирилл, серея на глазах, – теперь ясно!
– Да? – усмехнулась через силу Наталья. – И что тебе ясно?
– Все, – завизжал Кирюшка, – все, знаю, с кем мне Дарья изменяет, с тобой! Вы лесбиянки.
Развод последовал незамедлительно. Абсолютно неуправляемый бабник Макс Полянский и горький пьяница Генка завершали череду моих супругов.
Так вот, Максик начал заводить дам сердца буквально на следующий день после нашей свадьбы. Бороться с ним оказалось невозможно, жить тоже, но развода Макс не давал.
– Дашунечка, – бормотал он, нежно обнимая меня, – ну погоди немного, перебешусь и брошу. Люблю тебя одну, остальные так, просто для тонуса.
Какое-то время я верила. Тем более что Макс оказался замечательным партнером – добрым, спокойным, щедрым и совершенно нетребовательным. А его мама – единственная из всех моих многочисленных свекровей, о которой вспоминаю без дрожи в коленях и холодного пота на спине. Жить бы нам да радоваться. Но однажды меня у подъезда поймала наглая девица и, потряхивая кудрями, заявила:
– Отпустите Макса!
– А я его и не держу!
– Тогда скажите ему, что вы якобы вылечились. Нехорошо привязывать к себе мужика. Максик живет с вами только из порядочности, знает, что при вашем заболевании стресс губителен!
В те годы я в случае поломки лифта, не запыхавшись, взлетала по лестнице на десятый этаж, неся в каждой руке по пять килограммов картошки, а на спине маленького Аркашку в шубке, валенках, шапочке да еще и с салазками. Поэтому сообщение о какой-то моей мнимой болезни поразило меня до глубины души.