Вынос дела
Шрифт:
И она снова тихо заплакала. Я с сомнением поглядела на нее: неаккуратная, глуповатая, абсолютно некрасивая, но на стерву не слишком похожа. Очевидно, Харитонов нуждался в таком человеке – без особых амбиций и запросов. Таня-то удачно занималась бизнесом, отлично зарабатывала, мало у какого мужа не разовьется в подобной ситуации комплекс неполноценности.
– Странно, что в качестве алиби она выбрала курсы кройки и шитья, – пробормотала я, наблюдая, как Нина вытирает красный нос рукавом халата. – Насколько слышала, она великолепно моделирует одежду и даже владеет фирмой…
Лузгина с удивлением
– Кто? Татьяна? Откуда вы это взяли?
– Да она сама рассказывала.
Нина презрительно фыркнула:
– Сама рассказывала! Если сообщу вам, что имею в родственницах английскую королеву, вы поверите?
Да, в ее словах был определенный резон. Нина продолжала злиться:
– Таня не работала, а дни проводила самым приятным образом – парикмахерская, солярий, массаж, модные бутики… Олег Андреевич ее целиком и полностью содержал, давал деньги на всяческие прихоти и причуды. Кстати, он был патологически щедрый человек. Никогда не считал денег, порой даже не помнил, сколько их у него в кошельке. Мне помогал: компьютер купил, машину маленькую, «Ниву» двухдверную, цвета баклажан.
И она опять заревела.
Я в глубокой задумчивости села в «Вольво» и принялась бездумно разглядывать радующихся теплому апрельскому дню прохожих. Если кого и следовало опасаться в окружении Харитонова, то только не Лузгину, или я ничего не понимаю в людях. Да и смерть Олега Андреевича была ей невыгодна. Как бы Нина ни прикидывалась бескорыстной бессребреницей, и без лупы видно, что она надеялась стать мадам Харитоновой. Ну пусть не сейчас, не сразу, но надежды не теряла…
Часы показывали около трех, я медленно поехала в колледж. Заберу девчонок и доставлю домой, а то Татьяна небось от тревоги места себе не находит.
Я оказалась права. Не успели мы войти, как хозяйка выскочила в холл и закричала:
– Варвара! Ты где была? Уже хотела в милицию обращаться…
– Незачем так орать, – дернула плечом Варя, – ходила, как все дети моего возраста, в школу!
– Куда? – оторопела Таня.
– Только не ругайся, – быстренько влезла я в диалог. – Варенька ездила с Маней на занятия.
– Между прочим, – отчеканила девочка, – получила кучу пятерок. Так что извини, мама, сейчас быстренько чайку глотну и за уроки. Назадавали, жуть! Нужно успеть до шести все сделать.
– Почему обязательно до шести? – изумилась мать.
– В семь начнутся занятия в Ветеринарной академии, мы с Машей не хотим опаздывать!
Она швырнула куртку на стул и побежала вверх по лестнице.
– Господи, – вымолвила Таня, опускаясь на куртку.
Варя замерла, потом повернулась к матери и заявила:
– Кстати, меня никто в школе не дразнил и не обижал. Наоборот, когда показала, как фенечки плету, сразу попросили браслеты сделать. Ты, мама, зря моей внешности так стесняешься, я, конечно, не красавица, но ведь и не чудовище!
И она вновь понеслась вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.
– Что же это такое? – растерянно пробормотала Таня, глядя мне в глаза. – Что?
Хитрая Машка предпочла потихоньку испариться, и мы с подругой остались в огромном холле совсем одни.
– Боюсь, тебе придется отпустить ее и в школу, и в академию, – тихо сказала я. –
– Боже, – всплеснула руками Таня, – ты же видишь ее лицо! Ну за что нас так бог наказал – лицо дауна, а ум нормальной. У нас в доме ведь даже зеркал нет, ты заметила?
Я кивнула. Конечно, сначала удивилась, обнаружив, что во всем здании нет ни одного зеркала, потом поняла, чем это вызвано.
– С трех лет учим, – продолжала растерянно рассказывать Таня, – математика, русский, английский… Думали, не пойдет, а Варька просто хватает все на лету. Но вот внешность! Врачи лишь руками разводят, первый раз с подобным сталкиваются… А пластическую операцию пока не советуют делать, что-то там в лице еще не сформировалось. Неужели ребята над ней не издевались?
Я покачала головой:
– Нет, там хорошие дети. Впрочем, через три-четыре дня все забудут про ее внешность.
Таня махнула рукой:
– Скажешь тоже!
Я вздохнула. На кафедре, где я в свое время работала, трудилась милейшая сотрудница – Анна Лапшина. Когда впервые увидела ее лицо, основной мыслью было – только бы бедняжка не заметила моего испуга. Внешне девушка выглядела ужасающе. Через всю правую щеку шел отвратительный, неаккуратный шрам. Потом коллеги рассказали, что ее в детстве укусила собака. Анечка обладала замечательным, легким, светлым характером. Спустя неделю я перестала замечать шрам, зато увидела ясные глаза и добрую улыбку. Анюта совершенно не комплексовала по поводу своей внешности, хорошо одевалась, и никто не удивился, когда она весьма удачно вышла замуж за молодого дипломата и отбыла с ним строить в Африке социализм. Насколько знаю, у них то ли двое, то ли трое детей…
– Мне кажется, – осторожно завела я, – Варе следует вместе с Машей походить в лицей, вот только…
– Что? – насторожилась Таня.
– Школа дорогая, если у тебя сейчас финансовые затруднения…
– Ах, оставь, – отмахнулась хозяйка, – с деньгами полный порядок, магазины приносят хорошую прибыль. Ладно, подумаю. Интересно, что сказал бы на все это Олег? Кстати, похороны завтра, в одиннадцать.
м, не дожидаясь моей реакции на сообщение, она пошла в гостиную. Я осталась стоять в холле. Потом машинально повесила детские куртки, кликнула собак и пошла во двор. Банди и Снап носились по саду, радостно лая. Им вторила пуделиха. Даже тихие Жюли и Хучик страшно радовались солнышку и первой травке. Я тихо пошла вдоль забора. Странно, Таня сообщила о похоронах как-то вскользь, между прочим. Конечно, она здорово держит себя в руках, но ведь не до такой же степени?
Часы в доме громко пробили пять, я пошла назад. Ну и что теперь делать? Кто эта «падла», которой следует опасаться? Может, тот самый Жок, за которым безуспешно охотятся Дегтярев и Крахмальников? Из их рассказов выходило, что таинственный Жок – отвратительная личность, собирающая дань с сутенеров, бандит и негодяй. Только маленькая загвоздка – я изучила весь дом вдоль и поперек и готова поклясться – никаких потайных комнат тут нет. Да и посторонних в здании никаких, а из мужчин только Кеша да повар Емельян. Но Аркадий тут ни при чем, а Емельян безвылазно торчит на кухне, уходит от плиты около одиннадцати вечера, а в шесть утра уже снова гремит кастрюлями! Кто же Жок?