Вырастая из детства, Романушко Мария Сергеевна

Вырастая из детства

на обложку

Романушко Мария Сергеевна

Шрифт:

ЗВОН!!! ГРОХОТ!!! ЧТО-ТО ТЯЖЁЛОЕ ВАЛИТСЯ НА МЕНЯ… ЧТО-ТО СО ЗВОНОМ СЫПЛЕТСЯ…

…Я вскакиваю с постели, не успев проснуться. Осознаю себя посреди комнаты. Стою, пронзённая ужасом, точно иглой, и пронзительно кричу… Крик разрывает мне горло и все мои внутренности…

Как в страшном кино: вижу разбитое окно… вижу конец стремянки, дико торчащий прямо в окно… вижу свою кровать, засыпанную осколками оконного стекла… в кровати барахтается толстая тётка в комбинезоне, заляпанном извёсткой…

Тётка неуклюже и тяжело встаёт с моей кровати

и, что-то бормоча, направляется ко мне… я чуть не теряю сознание от ужаса…

В эту минуту в комнату вбегает бабушка. «ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?!! – кричит она страшным голосом. – ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?!!»

И тут крик мой точно выключили. Я пытаюсь что-то сказать бабушке – и не могу. Открываю рот, шевелю губами… А ГОЛОСА – НЕТ.

* * *

Я молчала долго. Может, неделю. Может, две. Не помню…

Но помню свою внутреннюю оцепенелость. Свой панический страх: что вот, открою сейчас рот – А ГОЛОСА НЕТ!

Помню чувство вины. Мне так жалко было маму и бабушку! Они всё время плакали из-за меня, из-за того, что я разучилась говорить. Они просили меня сказать хотя бы словечко – но я молчала.

Бабушка причитала:

– А ведь ещё зимой, на ёлке в детсаду, наша девочка так прекрасно читала стихи! Люди говорили: будет артисткой. И надо ж такому несчастью случиться!…

Бабушка проклинает тётку-штукатура, которая так неудачно поставила свою стремянку, прямо над моим окном, а стремянка взяла и поехала… – и разбила окно – и тётка с горой осколков ввалилась в окно – и прямо на меня…

– Господи, это ж надо было такому случиться! – плачет мама и пьёт валерьянку.

На меня приходит посмотреть соседка тётя Валя, качает головой, вздыхает, пытается утешить маму и бабушку, говорит:

– Не переживайте так сильно, не заостряйте на этом внимания, она успокоится – и заговорит…

* * *

Тётя Валя оказалась права. Через какое-то время, мало-помалу, я опять стала говорить.

Но говорить было трудно, я то и дело запиналась, порой, не договорив фразу, бросала её посередине… Так меня это утомляло. Как таскание кирпичей на стройке.

А главное – во мне засел СТРАХ. И я никак не могла от него избавиться. Я не знала, как мне от него избавиться. Как будто во мне поселился кто-то посторонний, кого я никак не могла выгнать, с кем не могла справиться. И теперь он, а не я, был хозяином моего голоса.

Порой страх сжимал моё горло так сильно, что я не могла выдавить из себя ни слова. Хотела – но не могла.

КАК Я ХОДИЛА ЗА МОЛОКОМ

Бабушка хочет помочь мне победить страх речи. Для этого она стала посылать меня в магазин. Мне пять лет, и я хожу самостоятельно в магазин за два квартала.

Хорошо,

когда бабушка даёт деньги без сдачи и просит купить что-то одно. Тогда в магазине можно почти ничего не говорить. Когда протягиваешь кассирше деньги без сдачи, то говоришь: «На все». А если молчишь, то она и без слов понимает, что чек нужно пробить «на все». И получаешь чек. А потом идёшь в хлебный отдел – и покупаешь свой кирпичик серого хлеба. Ничего, кроме этих кирпичиков, в хлебном отделе нет. Так что уточнять совершенно нечего.

Но совсем другое дело – если денег у меня больше, чем нужно. И следует принести бабушке сдачу. Это плохо. Это значит, что я должна буду ЧТО-ТО СКАЗАТЬ кассирше. А сказать – СТРАШНО! Пока стою в очереди в кассу, вся взмокну от страха, руки и ноги дрожат…

* * *

Сегодня мне нужно купить литр молока. В руках трёхлитровый белый бидончик, а в руках – большая сумма денег одной бумажкой. У бабушки не оказалось мелких денег. «Не забудь взять сдачу», – сказала она мне на прощанье.

И вот, подходит моя очередь, я протягиваю кассирше свою большую деньгу и… НИЧЕГО НЕ МОГУ СКАЗАТЬ! Горло сковал спазм страха. Язык точно парализован. Рот забит молчанием, точно кляпом…

– Что тебе, девочка? – нетерпеливо спрашивает кассирша.

Я молчу.

– Забыла, что ли?

Я отрицательно мотаю головой: нет, не забыла.

– Тогда говори поскорее! Видишь, вся очередь тебя ждёт.

Я молчу. Кто-то за моей спиной уже ворчит недовольно: «Вот, посылают в магазин мелюзгу! А она ещё ничего не соображает…»

И тут кассиршу осеняет:

– Девочка, тебе, наверно, пробить «на все»?…

Я киваю: да, мол, «на все».

Мне легче кивнуть утвердительно, чем выдавить из себя хотя бы слово. Хотя я и понимаю, что совершаю большую глупость. Но мне хочется поскорее отойти от кассы.

Кассирша пробивает «на все», и я со своим чеком иду в молочный отдел. Там продавщица берёт мой чек и изумлённо смотрит на меня.

– Девочка, тебе молока НА ВСЕ?!

Я опять киваю: да, мол, «на все».

– Но в твой бидон всё молоко не поместится.

Она наливает мне молока до верху и говорит:

– Кто тебя прислал в магазин?

– Бабушка.

– Скажи бабушке, чтобы она пришла в магазин и принесла ещё посуду.

Я иду домой, таща тяжёлый бидон.

Бабушка изумляется:

– А зачем ты полный-то притащила? Я же тебе только один литр велела купить.

– Я ещё не всё молоко принесла. Продавщица просила принести побольше посуды.