Выше головы! (CИ)

Джонс Расселл Д.

…Чтобы проверить свой допуск, я открыл профиль человека, про которого и так уже знал достаточно. Мне казалось, что я знаю всё — чего волноваться? Генрих Норонсон, тридцать один год, лейтенант Отдела Безопасности. Родился на станции «Тильда-1». Общедоступный профиль был лаконичен, да и биография у Нортонсона не могла похвастаться яркими событиями — только восстание «бэшек» да двухгодичная командировка в Солнечную Систему. А ещё там был значок Фикс-Инфо, в который я осторожно ткнул, подтверждая своё желание узнать больше.

«Что именно откроет мне Инфоцентр? Куда пустит? Что я смогу узнать?»

Проверив мою личность и оценив меры по сохранению

секретности (закрытая кабина в библиотеке — идеальный вариант), главный логос станции пустил меня сразу на первый ФИЛД.

В Базе Данных по людям и объектам «филдами» называли категории допусков. Их было шесть. Обычно считали с пятого — общедоступного. Проблема «А-М-112» (дело маньяка) хранилась на втором, защищённая дополнительным условием. А первый не предназначался для людей. Ходу нет — ни при каких условиях. Максимум, что мог сделать Инфоцентр, это согласиться с коллективным решением — и перевести данные на второй ФИЛД. Учитывалось и количество проголосовавших, и серьёзность дела. Половина Фикс-Инфо была посвящена таким случаям.

Только логосы и несколько категорий камиллов могли допускаться к первому ФИЛДу. Ну, и ещё андроиды-администраторы.

Итак, я мог узнать всё — всё, что видели и слышали ИскИны. Я мог даже просмотреть записи из комнаты Нортонсона — и выяснить, что там происходило на самом деле. Я мог посмотреть видео из любой комнаты, из любого помещения…

Чувство, которое я испытал при осознании этих «богатых возможностей», было сложным. Как будто у человека, умирающего от жажды в пустыне, забрали воду и дали взамен золото.

Меня хватило только на проверку слов Фьюра — что у Генри «него никогда не было девушки». И тогда я наткнулся на тот снимок из прошлого. Маленький Генрих, сфотографированный, вероятно, кем-нибудь из старших братьев или сестёр, в обнимку с другом Кирабо. Они были неразлучны с ясельной группы — и вплоть до того дня, когда Нортонсон сел на «Рим». А когда он вернулся через два года, то узнал, что его последний близкий человек — вообще, самый близкий человек — мёртв.

Теперь я понимал, что значил его отказ от борьбы. Ему было бы несложно доказать свою непричастность: всего лишь отправить запрос в Инфоцентр, и судьи получили бы кусочек правды, а заодно ещё одно имя. И всё — для них. И начало нового процесса для «коварной троицы» (теперь уже за заведомо ложные показания). Но для Нортонсона это значило слишком много.

Может быть, через год, через два, через пять он сможет относиться ко всему, как к просто фактам биографии. Научится обращаться с этой правдой и этим прошлым так, чтобы не причинять себе боль. Но сейчас, когда и пары месяцев не прошло после его возвращения, это открытая рана, и ворошить её — себе дороже.

Он просто защищал себя — ту часть, которая была важнее репутации и профессии, тем более что и репутация («брат героев»), и профессия («признанно героическая») были ему в тягость. Понятно, почему он упрямо отказывался «говорить об этом». А я, как дурак, лез со своими вопросами и бесполезной заботой!

Нет, Нортонсона трогать нельзя. Оставались девушки, и вот их-то я теперь не жалел. Совсем. В своих дурацких шутках они причинили боль человеку, который и так уже достаточно намучился. Они вообще думали, когда приставали к тому, кто потерял всех родных во время восстания «бэшек»?! Они понимали, что за такого человека вступятся из одного только чувства долга? Похоже, нет, не понимали.

Тем хуже для них.

Я поднялся

и вытер лицо рукавом. Заиграла скрипичная музыка — сначала еле слышно, потом громче, и с предупреждающим шипением на другой стороне коридора раскрылась белая дверь запасной санитарной комнаты.

— Спасибо! — поблагодарил я, обращаясь к потолку, и тут же задумался, что это было: проявление заботы о живом существе — или забота о статусе андроида-администратора, которому не пристало появляться на людях с заплаканным лицом.

На людях…

[Азим Стрикер] — лаконично сообщил альтер. От Люсьены.

Я включил звуковой режим, и, пока приводил себя в порядок, прослушал энциклопедическую статью. Что ж, интересной личностью был этот Азим Стрикер! Как будто человека из нашего времени отправили в прошлое. Всю жизнь он защищал права людей, которые не могли позволить себе защиту. Он руководил адвокатским бюро и брался за безнадёжные дела, которые несли риск для жизни (это место я не понял). Часто сталкивался с различными религиозными организациями (опять непонятно: разве «религия» не означает «веры в бога» — как они могли сталкиваться?), несколько раз подвергался нападению фанатиков (это слово я знал, но всегда думал, что оно про тех, кто сильно любит спорт). В общем, человек всю жизнь пытался исправить мир вокруг, сделать его лучше — просто потому что считал, что так правильно.

«Может, взять этот принцип для оформления?» — вдруг подумал я. — «Люди Космической эры, случайно родившиеся там… Нет, это непедагогично! Туччи не примет этого, и будет прав. Можно подумать, всё было предрешено! Люди там, в прошлом, понятия не имели, что получится из их усилий! У них не было никаких гарантий, что наступит наше время. И всё равно они боролись, делали то, что считали правильным…»

Эта мысль настроила меня на боевой лад — и окончательно отвлекла от ФИЛДов и статусов. Я не знал, чем окончится дело Нортонсона. И я понятия не имел, кто ещё будет защищать его. Но он невиновен. И я обязан был это доказать — не важно, какой ценой!

Ния Мёрфи

— Камрады, прошу поприветствовать друг друга! — предложил секретарь суда, представительный седой мужчина, в котором я с удивлением узнал знаменитого повара — того самого, который грозился отменить Ясе абонемент за «наглую рекламу».

Собравшиеся поднялись, молча постояли несколько секунд, а потом снова опустились на свои места. Ритуал. Я знал каждый его элемент (а также историю того, как эти элементы были приняты), я впервые был на настоящем гражданском суде (виртуальные не в счёт), я должен был испытывать радость и волнение (новый опыт!), но мне страшно хотелось прокрутить до того момента, когда я получу возможность вступить в обсуждение — и закончить эту клоунаду.

Казалось, все присутствующие были уверены, что обвинение высосано из пальца и никак не связано с действительностью. Судьи, адвокаты, свидетели, эксперты, зрители, а также подсудимый и обвиняющая сторона — каждый пришёл с пониманием того, что не было никакого преступления на сексуальной почве, зато имеется другое: ложное обвинение и, в перспективе, лживые показания двух свидетельниц. Всё же очевидно!

Нортонсон родился и вырос на «Тильде-1», в отличие от Ядвиги, Анис и Наны. Ему доверяли — и не только из-за «Кальвиса». Он был образцовым офицером — и успел неоднократно продемонстрировать свою правдивость и вменяемость. И он был своим. Но для закона мнений было недостаточно. Факты, пожалуйста. Доказательства.