Выше стен
Шрифт:
Кажется, я засыпаю — ощущаю короткое прикосновение губ к виску и горячее дыхание у уха:
— Как же сильно ты мне нравишься…
Сердце трепещет испуганной птицей и замирает.
Может, он играет со мной?..
Время искажается, утекает по капле, я мучительно прислушиваюсь к себе, но интуиция молчит — это хороший знак.
На черном фоне экрана появляются белые титры.
Я бы осталась тут навсегда, но Свят берет меня за руку, помогает спуститься с подсвеченных неоновыми полосками ступеней и мимо фудкорта и батутов ведет к прозрачным лифтам.
—
— Один из любимых. Спасибо. Я тоже свожу тебя в кино, как только разгребу свои проблемы. Вообще-то, я старых правил и убежден, что оплачивать свидание должен парень, но выбор у меня невелик — и дальше подыхать от тоски по тебе или же, наступив на горло собственной гордости, провести вместе вечер. Следующее свидание — за мой счет, обещаю.
— Да брось! — улыбаюсь я. — Я люблю ломать стереотипы. Правила придумали люди. Но даже там, где нет людей, жизнь все равно продолжается…
***
Смеясь и шутливо выкручивая друг другу руки, мы вваливаемся в огромный гипермаркет на нижнем этаже — нужно купить обещанный маме хлеб, но Свят вырывает буханку из моих рук, недобро ухмыльнувшись, кладет в кем-то оставленную посреди зала тележку, подмигивает и чинно катит ее перед собой.
Еще несколько минут мы блуждаем между стеллажами — примеряем жуткие очки и шляпы, читаем состав продуктов на казахском, ржем как ненормальные, и одинокий кирпичик хлеба ездит по решетчатому дну.
Я просекаю, что задумал Свят: адреналин покалывает кожу, ноги подкашиваются, но тележка, на манер старческих ходунков, не дает упасть.
Оторвавшись от бдительного охранника, мы разживаемся на кассе сигаретами, отправляем их к одинокому хлебушку и, как угорелые, несемся прочь.
Похищение тележки проходит безукоризненно — никто не гонится за нами и не кричит вслед.
Стоянка у ТРЦ почти пуста, на нас изумленно пялятся сутулые фонари и далекие огромные звезды, из хриплых динамиков звучит старенькое техно, но ему не под силу пробиться сквозь шумы городской тишины.
— Говоришь, любишь нарушать правила? — хитро улыбается Свят. Считав его намерения, я срываюсь с места и бегу прочь.
Ветер свистит в ушах, азарт щекочет душу, ужас гонит вперед, хотя шансы на спасение равны нулю.
— Нет-нет-нет! — умоляю я, но Свят нагоняет, сгребает в охапку мое безвольное тело и тащит назад. Заливаюсь бессильным хохотом и покоряюсь судьбе.
Он легко поднимает меня, сажает в тележку, разгоняется, вскакивает на подножку, и мы на дикой скорости несемся через всю площадку в неизвестность.
Срывая глотку, Свят орет непристойности и смеется — весело и искренне, и этот звук прекраснее всего на свете.
Колеса с грохотом врезаются в бетонную стену, тележка накреняется и едва не опрокидывается, я взвизгиваю, но Свят останавливает падение, обнимает меня и прижимает к груди.
В ней громко и гулко бьется
Я бы очень хотела, чтобы оно действительно любило меня…
***
Автобус, пыхтя и отравляя воздух удушливыми выхлопами, скрывается за поворотом, рев мотора стихает, и над коттеджным поселком воцаряется благословенный покой.
За остановкой ровной серой лентой пролегает асфальтная дорожка, а по ее обочинам — уютные чистенькие дворы, отороченные подстриженными кустами, беленые заборчики и отцветающие клумбы.
Свят сопровождает меня до ворот и больше не проделывает фокуса с исчезновением.
Еще теплая буханка в моей руке пахнет дымом и домом: чем-то тревожным, безотчетно пугающим оттого, что часто мне приходилось питаться только заплесневелыми корками, но также родным и знакомым, потому что даже в дни самой страшной нужды мама пекла в старой духовке чудесный хлеб.
Я кусаю ароматный хрустящий уголок, старательно жую, отламываю противоположный и протягиваю Святу. Он тут же отправляет его в рот.
Фонари и звезды освещают наш путь, Свят отлично ориентируется в этой сказочной местности, и я расслабляюсь: с ним — хоть на край света…
Тянет на лирику, а окрыленная душа рвется к небесам.
Если парень признался в своей симпатии, сделать то же готова и я.
— Знаешь, Святослав. — Его волшебное имя я произношу с придыханием и густо краснею. — Раньше мне казалось, что мальчики, которые у меня были, нравились мне. Ты должен знать: они были… Но мама твердила, что все они — пустоголовые, а отчим внушал, что любимый человек должен быть единственным.
— Лол, когда ты успела? — перебивает Свят с горечью в голосе, и мой непонятый порыв гаснет.
— Ну, мне восемнадцать. Я в школу с девяти лет пошла. Так вот. Я думаю… — Прочищаю горло и сжимаю кулак. — Нет, я уверена: тот самый, единственный парень для меня — это ты. Ты мне тоже нравишься, Свят. Сильно. Ты… очень красивый! — Я вкладываю в эти слова всю свою печаль, тоску, нежность и боль, но он лишь раздраженно пожимает плечами.
— Если для тебя так важна внешка, то… зря. Она ничего не значит. Я могу оказаться тем еще уродом. Или… к примеру… моя мать очень красивая, но счастья ей это обстоятельство не принесло. Хотя ты все равно не поймешь. Ты и папашу-мудака боготворила бы…
— О, ты ошибаешься! — Я хватаюсь за его рукав, но тут же затыкаюсь и мгновенно меняю тему: — Ей еще обязательно повезет, вот увидишь! Моя мама была никому не известной актрисой. Новый главный невзлюбил ее и без всякого предупреждения уволил прямо после вечернего спектакля… За ней не приехало такси, она стояла под дождем и плакала, и незнакомый мужчина остановился и предложил подвезти. С тех пор они вместе, и недавно мама все-таки приняла предложение руки и сердца. Отчим классный — понимающий, добрый, щедрый. Их отношения такие… настоящие! Через неделю Андрей вернется из командировки, и я обязательно познакомлю тебя с родителями!