Вышел хеджер из тумана
Шрифт:
Сэм вкладывает свои деньги в крупные фонды, управляющих которых он хорошо знает. За последнее десятилетие три хеджевых фонда, в которые вложены его деньги, обеспечили доходность (с учетом выплаты комиссионного вознаграждения, до вычета налогов) в 25,4 % в год против 11,1 % в год для S&P 500. Волатильность фондов за этот период была на уровне 21 % против 15,8 % для S&P. Это означает, что время от времени могут случаться 10 %-ные падения в течение месяца. После уплаты налогов доходность уменьшается до 16,3 %, поскольку полученная прибыль на 71 % является краткосрочной из-за высокой интенсивности трейдинга. Конечно, доходность по S&P 500 также рассчитана без учета налогов.
Мой друг ищет крупные фонды с устойчивым управлением, которое способно превзойти
Выбор хеджевого фонда и момента для инвестиций требуют исследовательской и напряженной работы. Точка входа является критически важным фактором. «Никто не говорит о высоком проценте неудач среди вновь созданных хеджевых фондов. Только потому, что менеджеры говорят, что они собираются поддерживать низкий уровень риска и всегда будут иметь много “коротких” позиций, не подразумевает, что они не могут потерять большую сумму денег. Иногда цена акций, по которым открыты “длинные” позиции, падает, а тех, что проданы в “шорт” повышается». Сэм также очень подозрительно относится к американским «успешно расширяющимся» фондам, полагая, что они могут вести игру на международных и валютных рынках. «Валютный и японский фондовый рынки уничтожили некоторых из моих лучших друзей», — с печалью в голосе говорит он. Он также указывает на то, что многие хеджевые фонды, которые открылись в последнее время, на самом деле были фондами, использовавшими исключительно «длинные» позиции, и многие из них сильно пострадали или прекратили свое существование в период «медвежьего» рынка.
Мой друг для начала вносит в новый приглянувшийся ему фонд 1 млн долл., «просто чтобы посмотреть». Тем самым он пытается познакомиться с этим фондом поближе, почитать их сообщения, понять его инвестиционный стиль и посетить собрания партнеров. Он наносит визиты в их офисы. Если в течение нескольких лет ему нравится то, что он видит, и фонд преуспевает, он увеличивает размер счета. Однако он замечает, что результаты, полученные вне трех его основных фондов, до сих пор были посредственными.
Базисная стратегия Сэма состоит в том, чтобы вкладывать 75 % своих денег в четыре или пять основных хеджевых фондов, которым он полностью доверяет. Остальное он отдает в управление команде «дублеров», состоящей из десятка восходящих звезд. Он признает, что размер фонда — враг доходности, но фонды, входящие в его основную группу, являются крупными. Управляющие мирового класса привлекают капиталы, и фонд должен обладать достаточным весом для привлечения под свое крыло лучших молодых талантов, а также страховым капиталом. В отношении любого фонда, при первых признаках появления спеси или снижения эффективности управления, Сэм начинает уменьшать размер своего счета. Плохие годовые результаты или серьезный месячный спад и волатильность не беспокоят его до тех пор, пока он убежден, что управляющие остаются сосредоточенными и нацеленными на достижение результата. Он хочет, чтобы они были одержимыми, ушедшими в себя, даже немного неприятными людьми. Ему нравятся скандалисты, и его нисколько не беспокоит, что лучшие управляющие хеджевых фондов часто бывают людьми очень жесткими по отношению к своим сотрудникам, и продавцы с Уолл-стрит их не любят, потому что те считают их дураками.
Восходящие звезды привлекательны тем, что их активы не являются слишком большими, поэтому они более мобильны в управлении, могут менять свои позиции гораздо быстрее, чем гигантские фонды, что дает огромное преимущество, если что-то идет не так, как надо, а также могут вкладывать капитал в мелкие и средние
Вообще, Сэм предпочитает быть владельцем, а не кредитором, и, как отмечалось выше, он очень трепетно относится к уплате налогов. В результате он не инвестирует в облигации с облагаемым налогом доходом или в казначейские, защищенные от инфляции обязательства. «Эти бумаги не подходят для частных инвесторов, — говорит он, — потому что вы платите налоги с доходности, сопоставимой с инфляцией, так что реальный результат получается прак-тически нулевым». Во вложениях в недвижимость слишком много хитростей, и фонды, которые он рассматривал, сосредоточены на собственных сделках и гонорарах вместо того, чтобы поставить во главу угла генерирование прибыли для своих инвесторов. Другими словами, интересы учредителей не совпадают с целями инвесторов. С инвестициями в нефть и газ та же самая история. Сделки на этом рынке всегда кажутся соблазнительными, но почти неизменно заканчиваются обогащением главных партнеров, в то время как инвесторы получают сущие гроши.
Сэм вкладывает в хеджевые фонды две трети своих денег. Он действительно считает, что каждый обеспеченный человек должен иметь в максимальной степени освобожденный от налогов резерв «на черный день». Насколько большим должен быть такой резервный фонд? Это зависит от возраста и богатства индивидуума. «В идеале, — говорит он, — размер запаса должен позволить вам продолжать жить в привычном режиме в том случае, если фондовые рынки потерпят крах и останутся лежать в руинах». Требования к его понятию привычного образа жизни, возможно, завышены, но общая концепция все-таки имеет смысл. «Столь страшный результат маловероятен, — добавляет он, — но зачем рисковать? Тем более что налоговые освобождения сейчас относительно дешевы».
Венчурный капитал — «гламурненько», но рискованно... зато вы можете получить огромную прибыль
Что касается венчурного капитала и прямого инвестирования в акционерный капитал, Сэм признает, что он упустил «золотое дно». Однако он утверждает, что, как способ стать более богатым по принципу «мы сидим, а денежки идут», венчурный капитал значительно переоценен. Преобладает миф о том, что венчурный капитал — это чудесный класс активов, и инвестиционные советники приводят невероятные данные о долгосрочной годовой доходности, которой удалось достигнуть на этом рынке таким профессиональным инвесторам, как Йельский фонд, J. Н. Whitney и Venrock (каждый из них зарабатывал около 30 % в год в течение 30 лет). Нет никакого сомнения в том, что, когда все складывается наилучшим образом, и вы получаете прибыль, — это замечательно. Однако Сэм рассказывал мне, что, когда они собираются компанией старых богатых парней, после нескольких рюмок некоторые из них признают, что потеряли свои инвестиции в венчурный капитал. Если смотреть на этот рынок беспристрастным взглядом, венчурный капитал — опасный, зверский бизнес, сопряженный с банкротствами и обремененный большим процентом неудачных вложений, а также с низкими шансами для входа в него новых компаний. Кроме того, из этого бизнеса очень трудно выйти, потому что вы не можете вытащить свои деньги в любой момент. Однако если вы вкладываете капитал в нужное время и с соответствующими партнерами, вы можете полу-чить замечательную выгоду.
Индекс венчурной экономики, упомянутый в главе 10, свидетельствует, что средний ожидаемый доход для фондов венчурного капитала за период с 1969 по 2002 годы составил 15,8 % годовых, что вполне нормально для низколиквидных инвестиций. Простые инвестиции в американские акции (которые имеют мгновенную ликвидность) принесли 10,6 % годовых за тот же самый период времени. Точка начала отсчета времени в данном случае имеет важное значение. Исследование, проведенное журналом The Economist по данным за период с 1988 по 2000 год, дало показатель ежегодной доходности в 12 %.