Выскочка, научи меня плохому
Шрифт:
Наше фото в рамке на столе, большой блокнот, на котором я остановила свой взгляд. Посмотрела на него и открыла на той странице, где была заложена ручка. Пробежала глазами по строчкам и чуть не задохнулась от эмоций.
Я люблю эту жизнь, не смотря ни на что. Каждый день с улыбкой проживаю. Благодарен я тем, кто подставит плечо, Если я вдруг опять налажаю. ЯБез сил опускаюсь на стул и провожу рукой по далеким от идеала буквам-закорючкам и смотрю, как они расплываются перед глазами. Анна Владимировна заходит в этот момент и тяжело вздыхает.
— Если хочешь забери блокнот, — она кивает на стол, — много писал и психовал, когда я нашла. — Она улыбнулась, не проходя дальше, и осмотрела комнату. — Просил никому не говорить. Ночами черкал. — Анна Владимировна закивала и сделала шаг назад. — Пойдем чай пить с мятой.
Заставляю себя подняться и уйти из Степкиной комнаты под впечатлением от его стихов. Строчки камнем ложатся на сердце, и даже чай не помогает вернуться в нормальное состояние. Анна Владимировна периодически трет глаза носовым платком, вытирая слезы. Ее муж, Кирилл Андреевич, сказал женщине сидеть дома, пока сам решал все вопросы, связанные с предстоящими похоронами.
Я прекрасно понимаю, как ей сейчас тяжело. Пусть семья у них еле сводила концы с концами, но Степыша они любили всем сердцем. Разве можно такого не полюбить?
Провожу в квартире Вольных больше часа, беседуя с Анной Владимировной. Прошу звонить, если нужна помощь, на что она лишь вздыхает. Просит просто помнить о внуке и отдает мне два блокнота. На память.
Уже по пути к остановке мне звонит Янкевич. Договариваемся с ним встретиться в клубе через пару часов, когда мужчина освободится. Он говорит таким тоном, что по спине пробегают мурашки. Волнуюсь до дрожи в руках. Одной сейчас оставаться сродни повешению, поэтому еду к Алимеевым, чтобы собрать свои вещи и перевезти обратно к бабуле.
Стараюсь отвлечь себя от горьких мыслей, которые возникают при взгляде на блокноты. Степа, оказывается, был романтиком и творческой личностью, а мы ведь и не подозревали…
Прижимаю его творения к себе, боясь потерять или уронить в мокрый снег, которым покрыт асфальт. Странная оттепель после морозного дня навевала грусть, щемящую сердце. Я вошла в квартиру Алимеевых, моля бога о том, чтобы никого не оказалось дома. Только крики из комнаты Светки убили надежду. Я скинула кроссовки у двери и на цыпочках пошла в отведенную мне комнату, намереваясь сделать все тихо и незаметно.
— Пап, пожалуйста… — Светкин надрывный голос вызвал миллиард мурашек по спине, и я застыла, открыв дверь к себе. — Я тебя прошу… Помоги ему…
— Почему
— Пап! Пожалуйста…
— Света! — Чуть ли не рычит Владимир Эдуардович, и я переступаю порог, продолжая слушать их разговор. — Мне важно твое здоровье, а не левого мальчика. Ты не можешь здесь остаться, и точка!
— Ну, пап… Я не могу его бросить сейчас… Это же… Это же… — Слышны громкие всхлипы и тяжелый вздох Алимеева.
— Выбирай, Светик, — спокойно произносит Владимир Эдуардович, — либо я помогаю твоему другу во всем, что касается его здоровья, и ты уезжаешь, либо…
— Пап?!
— Либо пусть этот калека ищет другого спонсора, а ты один хрен уедешь!
Глава 21
Успеваю скрыться в комнате прежде, чем меня замечают. Тихо закрываю дверь и принимаюсь за дело. Аккуратно и быстро складываю вещи обратно в чемодан, не думая о том, что подумают приемные родители, как они отнесутся к тому, что я уехала, и предпримет ли Алимеев что-то подобное угрозам в сестричкин адрес. Не знаю, что произошло, но почему-то Владимир Эдуардович не хотел оставлять Свету рядом с Богдановым. Любопытство царапало душу, но спрашивать у нее или у отца я не собиралась, ограничившись догадками.
Что же касается Лехи и его состояния здоровья, то я собиралась поговорить с Максом. Может, он сможет что-то сделать, или его мать. Бросить друга в беде я точно не могу и сделаю все, что в моих силах. Как только к нему можно будет попасть, сразу переговорю.
Когда вещи были собраны, я тихо открыла дверь и вышла в коридор. Прислушалась к звенящей в ушах тишине и пошла к выходу. Разговаривать с кем-то из семьи Алимеевых мне не хотелось, особенно со Светой, которая наверняка вырвет мне все волосы, считая виновницей аварии.
Пока завязывала шнурки, прокручивала в голове все события, и поняла, что между Светой и Лехой точно что-то есть. Не о Максе же она так убивалась? Да, и отца просит помочь с операцией.
— Далеко собралась? — От холодного тона Владимира Эдуардовича по спине пробежал не то что холодок, а она мгновенно покрылась льдом, по крайней мере создалось именно такое впечатление.
Я выпрямилась, смотря на приемного отца, который сложил руки на груди и стоял неподалеку от меня, прислонившись к стене. В глазах усталость, которую он мастерски маскирует равнодушием, а на лбу пара морщин, выдающая его задумчивость и недовольство.
— У бабушки поживу. — Ставлю перед фактом, потому что уже все решила.
Теперь, зная правду, я могу спокойно распоряжаться своей жизнью. Мне не нужна помощь Алимеева, и уж тем более мне плевать, что подумает общественность о поведении дочери известного политического деятеля. Сейчас уже совсем не важны его правила, желания и стремление управлять моей жизнью на благо будущего семьи Алимеевых.
— Это не разумно, как минимум. — Произносит в привычной манере, но на меня уже не действуют подобные интонации, наверное, трагедия с ребятами тоже внесла свою лепту.
— Не разумно оставаться там, где мне каждый раз указывают на то, кто я, и откуда пришла. — Говорю, помещая пальцы на ручку чемодана, и поправляю лямки рюкзака, в который положила блокноты Вольного.
— Никто тебе не указывает… — Начинает Владимир Эдуардович, а я горько усмехаюсь.
— Сколько помню, вы постоянно говорите, что мне делать, как себя вести, и что нужно быть благодарной за то, что вытащили меня из детского дома. Только я об этом не просила. Я не бросалась вам на шею, как делают многие дети. Вы сделали выбор сами намеренно или нет, я не знаю. Просто сейчас я хочу жить с бабушкой, если она позволит, конечно. Здесь, — обвела взглядом хорошо освещенный коридор в бело-серых тонах, — я жить не буду. Спасибо, что приютили и попытались стать мне родителями, но не получилось. И такое часто бывает.