Высокое Искусство
Шрифт:
— Сегодня было много разговоров, они оказались бесплодны, скорее даже повредили, — ведьма проигнорировала вопрос. — Поэтому сейчас да возобладает краткость.
Она вытянула руку, граненое острие задрожало перед глазами Флессы.
— Где Хель, Люнна, Вэндера?
— Ты знаешь, кто я? — повторила герцогиня, уставившись исподлобья на черную женщину.
— Сейчас я выколю тебе глаза и разрежу щеки, — деловито пообещала женщина в повязке. — Говори.
Флесса оскалилась в нехорошей
— И поверь, никакая целительная магия не поможет, — уточнила убийца. — До конца жизни будешь ходить с поводырем и глотать жидкую кашу. А еще я отрежу пальцы, которыми ты пытаешься вытащить эту зубочистку.
Повисло молчание, лишь едва слышно хрипел Мурье, крепко цепляясь за жизнь.
— Где она?
Флесса тяжело сглотнула, граненая игла замерла у самого зрачка.
— Я прогнала ее, — мучительно кривясь, вымолвила дворянка. Каждое слово стоило ей огромных усилий и еще одного сломанного прутика гордости.
— Когда?
— Позавчера.
— Почему?
— Она не проявила должной почтительности.
— Каким образом? Куда она направилась? Сколько денег ты ей дала? Какие подарки сделала?
— Не твое дело. Ты получила ответ. Люнны здесь нет, и больше она не появится. Ищи в другом месте.
— Хороший ответ, но ты не могла прогнать ее позавчера, потому что вы провели вместе эту ночь, — почти огорченно сообщила ведьма. — Попробуй еще раз, теперь правдиво. У тебя прекрасные глаза цвета моря, когда они вытекут на щеки, будет некрасиво и больно.
Флесса закрыла глаза, глубоко вдохнула. Что происходило в душе аристократки, то ведал Пантократор и больше никто. Люди могут совершать разные поступки по различным соображения, руководствуясь уязвленной гордостью, дворянской спесью, неверием в собственную смерть. Или… другими чувствами.
Герцогиня открыла глаза и ответила грязнейшим ругательством, достойным самого гнусного притона в порту Малэрсида.
— Ну что ж, — сказала ведьма, острие меча дрогнуло, готовясь ужалить. — Начнем с правого.
— Прошу прощения! — голос князя чуть дрожал, но это было простительно человеку, который только что разминулся со смертью и теперь по собственной воле подал ей руку опять.
Меч замер, голова с повязкой чуть развернулась в сторону нового шума.
— Прошу уделить мне минуту, ровно одну минуту, — вежливо попросил горец. — Это не помешает затем ослепить сию достойную женщину, бог вам судья в этом намерении. Зато, быть может, избавит от большой ошибки.
— Говори. Полминуты, — дозволила ведьма.
— Благодарю, — князь склонился в поклоне, цепь звучно щелкнула по золотой пряжке расшитого пояса.
— Очевидно, что для вас на
— Я знаю.
— Тем лучше, — не терял присутствия духа князь. — Если она сейчас будет искалечена, пожелания сильных мира сего не исполнятся. Эти господа могущественны, богаты, и получится, что именно вы, любезная воительница, пустите по ветру их чаяния, да еще и выставите на огромные деньги.
Он быстро перевел дух. Старый воин говорить красиво не любил, однако владел этим искусством, потому что косноязычные плохо торгуются. А наемник должен уметь задорого продавать свой меч и полководческое искусство.
— Твои полминуты истекают, говори короче.
— Кроме того, все поймут, что здесь не обошлось без колдовства. То есть по вашему следу отправятся еще и маги, чтобы снять подозрения в том, что кто-то из них поднял руку на бонома, почти приматора.
— Это все?
— Почти. Итого на вас будут заочно обижены многие люди, от бономов до волшебников. Осталось добавить, что мстить будут также за меня. А моя семья так или иначе в родстве почти со всеми княжествами и тухумами Столпов. И в горах еще остались шаманы, которые могут искать сокрытое, видеть невидимое.
— Мстить за тебя? — усмехнулась ведьма. — Ищешь смерти? Готов лечь четвертым?
Князь без особой торопливости вытащил из ножен здоровенный палаш с рукоятью на полторы руки и незамкнутой дужкой.
— Я продаю свой меч и опыт командира. Я дал клятву и получил задаток, — объяснил он со сдержанной гордостью и толикой снисходительности. — Моя верность нерушима, пока длится служба и соблюдается договор. Таков обычай Красной Луны, он неизменен со времен, что были прежде Старой Империи.
— Ищешь смерти, — теперь это звучало как утверждение. — Сейчас найдешь.
— Нет. Храню честь наемника Столпов, — поджал губы князь. Он уже привык, что «плоские» совершенно не понимают суть наемной воинской службы и лишь позорят благородное занятие, а потом еще удивляются, отчего любая пехота Ойкумены ничего не стоит против горских баталий.
— Госпожа, — князь церемонно поклонился в сторону Флессы. — Буду рад встать на вашу защиту телом и мечом.
— С гордостью приму вашу службу, — склонила голову герцогиня. Губы ее дрожали, пальцы дрожали еще сильнее, голос рвался на каждом слоге. Флесса неосознанно щурилась, защищая глаза.