Высотка
Шрифт:
Прозвучит, ясный пень, как твоя долбаная серенада утренней зари, но ты не зазнавайся, не стоит. Твоей заслуги тут нет. Просто так сложилось, что ты у меня одна словно в ночи луна, словно в печи сосна, словно в глазу бревна, потому мы с тобой и стакнулись. Я ведь тоже генетическая ошибка родителей и их педагогический, такскать, провал. А чего они хотели? Мамашка говорила, они уже и не ждали подвоха, Любу вон взяли зачем-то… Пили коньяк, радовались жызни и ты ды, а мамашке, между прочим, сорок два, и тут такой сюрприз. Мне кажется, они с этим сюрпризом до сих пор не свыклись. Фиг с ними, не об этом речь.
По натуре я — ну ты знаешь.
Короче, Ася, я первым не нарываюсь, в пузырь не лезу. Однако следую простому правилу: тронут мое — загрызу. Усекла?
Пока, зверюшенция.
И дверью — бабах.
Все на этот раз? Или нет?
Доброе утро, сказал Кубик, доброе. Ну вы даете, братцы. А я-то, дурак, выспаться хотел в свой единственный выходной. Кипяточком разжиться можно? Я включу?
Делай что хочешь, отвечаю, мне все равно.
Знаю, кивает он. Это основная версия общественности — ей все равно. Я, Асенька, регулярно слушаю сводки новостей, причем как с одного фронта, так и с другого. Третий пока не открыт.
Ожидаем высадки союзников?
Да какие там союзники… Не икалось тебе? Тринадцатый этаж в полном составе бедному Митьке мозги компостирует. Мы с Ваном кое-как соблюдаем нейтралитет, девчонки тоже, а остальные…
Что же я такого сделала?
Ой, Ася, тебе ли не знать, как люди любят совать нос в чужие дела, вопросами задаваться… В нашем же случае вопрос явно животрепещет, причем до такой степени, что хоть стенгазету-молнию выпускай. ГЗ — большая коммуналка, здесь личной жизни нет ни у кого. Короче, сочувствуют Митьке, Баеву, этому даже больше, но что касается тебя…
Ты-то сам кому сочувствуешь?
Всем понемножку, сказал Кубик, открывая краник самовара. И все же поверь старой больной черепахе Тортилле, сокращенно СБЧ, что надо бы как-то иначе… Продолжение редко бывает лучше начала.
М-мм, что ты имеешь в виду?
Сам не знаю. Ладно, забудь. И, главное, поменьше слушай доброжелателей. Митьке повезло, что Ван такой немногословный, иначе куда бы ему деваться с тринадцатого этажа?..
(Как же, забудь. Прямо сразу и вспомнила. Накрывали на стол после зимних каникул, и оказалось, что хлеба нет. Митька говорит — я в палатку, кто со мной? Одеваюсь, ищу свой шарф (понавесили тут, ничего не найдешь), а Лёха меня в дверях перехватывает — не ходи с ним. Я Лёху отодвинула — и вперед. У лифта Петя догоняет, на два слова — и тоже, буква в букву. Петя!! Который сроду мне моралей не читал!..
А я ему: Петренко, мы за хлебом, хочешь с нами?)
Ты пойми, у Митьки вот такая пробоина от Ксюхи осталась, вздохнул Кубик, глядя на меня с сожалением. И никому эту пробоину не залатать — ни тебе, ни Эльке, никому. Через год или два — другое дело, но не теперь. Не повезло тебе, Ася… Или наоборот — повезло? Столько всего произошло — в ГЗ поквартировала, Москву изучила… Ксюха мне сказала однажды, что для нее теперь Москва — только ночная
Вот ему, Митьке, точно не повезло. Видела бы ты его, когда он свидетельство о разводе получил… Заперся и три дня не выходил, даже Ван дозваться не мог.
Кубик помолчал, соображая, хватит мне или добавить. И решил добавить.
Ася, я ведь ваш разговор под дверью слышал. Не нарочно, конечно, меня Митька своей трубой иерихонской разбудил. Голосище у него… Еще бы, при таком-то резонаторе… Не хотел я говорить, но придется.
Митяй тогда из больницы сбежал, надоело ему без дела лежать. Вернулся, так сказать, раньше срока, ну а тут… Блин, такая лажа получается, Ася… Короче, заперлись они, Митька стучал-стучал — не открывают. Собрался было дверь выносить, а Толик ему из-за двери, ну точно теми же словами — у нас все в порядке, Митенька, не ломись, не надо… Ты только представь, что он должен был испытать, когда под этой самой дверью…
Я Митьку не первый год знаю. Если сказал — увидимся, значит, увидитесь. Не сегодня-завтра вернется, как и не было ничего. Но ты хорошенько подумай, надо ли оно — не тебе! — а ему. Если ты в состоянии думать сейчас о ком-то, кроме себя.
И вообще, я бы только за, но сама посуди — не выходит каменный цветок.
Не получается.
На другой берег
Как я ни упиралась, Митя и Кот выцарапали меня из-за стола, учебник по социалке отняли, дали пять минут на сборы и повели на ВМК отмечать день программиста. Какой изумительный праздник, но в нем явно не хватает нас. Говорила же вам — напрасная трата времени. Народ пьет-гуляет, я одна с постной физиономией; программерский юмор не доходит — нет биоса (Кот сострил); кругом веселятся, а я думаю о социалке (зачет послезавтра, еще не бралась); Митя переводит с программерского на русский: «мама» — это материнская плата, понимаешь? А тут вообще понятно без перевода: «connect 1970 — no carrier 1993», эпитафия хакеру. Молодцы первокурсники, достойная смена растет.
На сцене появляется чтец, обряженный в белую простыню, ватная борода, ночной колпак — типа Господь Бог; или это у них евангелист Иоанн так выглядит?
«Вначале было слово, и слово было два байта, а больше ничего не было. И отделил Бог единицу от нуля, и увидел, что это хорошо».
(Митя, пойдем? Или оставайся, я сама пойду.)
«…и сотворил компьютеры, и назвал их хардом, и отделил хард от софта».
(Дай дослушать, говорит Митька, это святое — библия программиста, отличный номер.)
«И сказал Бог: создадим программиста по образу и подобию Нашему, и пусть он владычествуют над компьютерами, и над программами, и над данными.
И создал Бог программиста, и поселил его в своем ВЦ, чтобы работал в нем.
И повел Он программиста к дереву каталогов и заповедал ему: из всякого каталога можешь запускать программы, только из каталога Windows не запускай, ибо маст дай».
(Митька, я ушла…
Боже, какая ты зануда. Ну ладно, двинули.)