Выученные уроки
Шрифт:
Не стоит.
Самая прекрасная девушка в мире только что ушла от меня, и я должен вести себя вроде: «Супер! Она все равно того не стоит!». Ох, мать твою господи. Даже то, что я думаю что-то типа: «самая прекрасная девушка в мире» — доказывает, что мне полностью, окончательно кранты. Почему я так пьян?
— Слушай, мужик, иди наверх и позволь Мишель тебе отсосать или что-то еще. Забудь о Кейт, ладно? — отлично, теперь Эллиот присоединился к вечеринке. Он выглядит совсем не таким обдолбанным, как Брэмптон, но я даже не пытаюсь думать почему.
Это мои лучшие друзья. Серьезно, эти двое —
— Это мой последний шанс, — я проговариваю эти слова тихо и знаю, как жалко они звучат, слетая с моего языка. Но я не могу остановиться. Какие-то раздражающие девчонки крутятся вокруг, пытаясь подслушать, и, когда Брэмптон видит, что я смотрю на них, он разворачивается и велит им убраться.
— Это твой последний гребаный шанс, точно, — говорит он, снова разворачиваясь ко мне. — Ты можешь выбрать любую из долбаных девчонок отсюда. Можешь трахнуть любую из них, а вместо этого стоишь тут и плачешь о девчонке, которая уже дала тебе все, что надо, и велела убираться. Так что будь мужиком, возьми трех или четырех этих девчонок и забудь о Кейт.
— Но я думаю, что люблю ее.
Повисла мертвая тишина после того, как я это сказал. Они оба шокировано смотрят на меня долгое время, прежде чем повернуться друг к другу и покачать головами.
— Он полностью спятил, ты, мудак! — Брэмптон толкнул Эллиота прямо в грудь. — Ты и твой гребаный бладжер!
Эллиот выглядит таким же обалдевшим, как я себя чувствую. Он смотрит на меня с растерянным видом и качает головой в недоумении:
— Серьезно, Джеймс, что не так с твоей головой?
— Нет ничего такого с моей гребаной головой! — у меня появилось ужасное желание поднять руки и начать рвать на себе волосы. — Мне просто нужно это сделать, ясно?
Я не жду, пока они дадут мне разрешение на что-то или поделятся своим мнением. Я знаю, что они назовут меня педиком и скажут, что я полностью свихнулся, но не могу заставить себя об этом волноваться. Я бегу наверх, в спальню, не заботясь о том, кто что скажет или подумает. Кейт вернула карту Мародеров, когда официально бросила меня, вернув все, что я ей давал или оставлял у нее. Ее нетрудно найти, когда я достаю карту из сундука и разворачиваю на кровати. Не так уж много людей в коридорах в это время ночи, и я рад, что она не двигается, а застыла где-то на втором этаже. Я не останавливаюсь, когда снова прохожу через общую гостиную, даже когда Брэмптон и Эллиот зовут меня по имени; я лишь выбегаю в коридор и бегу к лестнице.
Она именно там, где, как я и знал, должна быть, сидит в одиночестве в нише у кабинета истории. Она подтянула к себе колени и сидит, опустив голову на них, и мне не нужно подходить слишком близко, чтобы понять, что она плачет, что я заставил ее плакать. Я хотел бы, чтобы я мог сам себе врезать по лицу, или, по крайней мере, пнуть себя.
— Пожалуйста, не плачь, — тихо сказал я, падая на колени рядом с ней. Она выдыхает и смотрит на меня, она явно не слышала, как я подхожу. На ее щеках следы слез, размазавшаяся ранее тушь теперь течет прямо по
— Оставь меня, Джеймс, — говорит она, как, наверное, должно было быть, ровным голосом, но на самом деле он звучит как задушенный. Она трет глаза, пытаясь скрыть слезы, и ее черная тушь еще больше размазывается. Не думаю, что она это понимает.
Я не слушаю ее. Это мой последний шанс.
— Кейт, мне жаль. Прошу, поверь мне. Прости за то, что причинил тебе боль и заставил плакать, и мне жаль, что я самый большой придурок во всем мире.
Она ничего не говорит. Она просто смотрит на меня и качает головой.
— Просто хватит болтать, — выдавливает она.
Мне так плохо, что я готов кричать. Я хочу этого, но не делаю. Я пытаюсь себя контролировать, чтобы сконцентрироваться на своей задаче.
— Я просто хочу, чтобы ты меня простила.
— Я этого не сделаю.
На этот раз мое разочарование берет надо мной верх, и я испускаю громкий рык и сжимаю кулаки.
— Почему ты так усложняешь это?
Она расстреливает меня взглядом и стирает последние слезы. Потом встает и еще раз говорит очень ровным голосом:
— Оставь меня.
Я не делаю этого, и, когда она уходит, я поднимаюсь на ноги и, спотыкаясь, иду за ней. Идти кажется все труднее с каждой секундой, даже просто стоять прямо для меня слишком большая проблема. Но я догоняю ее, прежде чем она доходит до конца коридора, и хватаю за запястье, чтобы остановить.
Она гневно разворачивается и резко дергает руку.
— Отпусти меня! — она говорит это так громко, что я нисколько не удивлюсь, если какой-нибудь учитель придет посмотреть в чем дело. Я реагирую недостаточно быстро, так что, еще раз дернув рукой, она освобождает свое запястье, скрещивает руки и отворачивается, чтобы уйти. Я спешу обогнать ее и перекрыть дорогу.
— Может, пожалуйста, выслушаешь меня? — отчаянно попросил я.
Она выглядит так, будто хочет меня убить, и я спрашиваю себя, сколько осталось времени до того, как она вытащит палочку и швырнет в меня Непростительным.
— Я не хочу слышать ничего, что ты скажешь, — злобно говорит она. — Меня достало тебя слушать.
Я даже не думаю. Я просто смотрю прямо на нее и вдруг выдаю:
— Я люблю тебя.
И тогда она ударила меня. Сильно. Прямо по лицу. И это больно. Очень.
Я смотрю на нее, совершенно пораженный, долгое время. Ее руки снова скрещены, и она смотрит на меня с таким презрением, что я даже не могу его полностью охватить. Мое лицо горит, и, уверен, оно ярко-красного цвета, но каким-то образом это заставило меня четче соображать и стоять прямее. Но все же.
— Ну, не на такую реакцию я надеялся…
Кейт сужает глаза:
— Не смей даже говорить мне это, ты последний и конченный ублюдок!
Она кричит последнее слово, и я абсолютно уверен, что один учитель, или сразу пара, скоро нарисуются здесь. Я сглатываю, ничего не понимая. У меня нет даже шанса открыть рот, потому что она продолжает:
— Ты больше не будешь играть со мной этим дерьмом, Джеймс! Я знаю тебя слишком хорошо и больше на это не куплюсь. Ты не будешь делать это со мной!