Выйти замуж за виконта
Шрифт:
Но она больше не чувствовала себя девственницей. А теперь, когда она узнала, что не причинила ему боли, то стала чувствовать себя просто волшебно. Как женщина, его женщина. Конечно, она не являлась ею, но то, чем они занимались, было слишком интимным для простого доставления удовольствия. И еще он назвал ее «возлюбленной». Он сам хоть осознал это?
Она опять легла на кровать, уютно устраиваясь возле него, и осторожно положила ладонь ему на грудь. Спенсер резко, с шумом, втянул воздух, словно это причинило ему боль. Но не оттолкнул ее:
— Спенсер?
— Да, Эбби.
Прохладная
Но она все–таки набралась храбрости и не отступила:
— Я не думала, что наша игра зайдет так далеко. Но рада, что так получилось.
Он ничего не ответил, но Эбби почувствовала, как под ее ладонью напряглась его грудь.
Страх прогнал все удовольствие, но она не собиралась отступать и была решительно настроена выяснить, как далеко он зайдет в отрицании того, что ему тоже было приятно. Преодолев себя, с дразнящими интонациями в голосе она обратилась к Спенсеру:
— И когда же мы поиграем в следующий раз?
— Эбби, мы не можем больше играть, — сдавленно ответил он. – Это слишком… трудно.
— Трудно? В каком смысле?
— Это только все усложняет.
Ее сердце пропустило удар:
— Только не для меня. А значит, все усложняется для тебя.
— Именно так, — он поднялся с кровати, еще избегая смотреть на нее. – Потому что, если мы продолжим эти игры, то я захочу… — С проклятием он оборвал себя на полуслове. – Мы просто не можем, понятно?
Потом он поднял взгляд на Эбби, и его глаза расширились при виде девушки, раскинувшейся на белом покрывале. Взгляд упал на распахнутую ночную рубашку, все еще оставлявшую открытой левую грудь, потом опустился ниже – на задранный подол, который она не побеспокоилась опустить, оставляя ноги полностью обнаженными. И пока он жадно разглядывал ее тело, на его лице вспыхнуло желание.
В конце концов, из его груди вырвался вибрирующий вздох. Он сделал шаг в ее сторону, и в сердце Эбби затеплилась надежда, но все, что он сделал – опустил подол ночной рубашки и прикрыл ее грудь, соединив края ночного одеяния у нее на груди:
— В будущем будет лучше, если мы будем беседовать в других более подходящих, чем Ваша или моя спальня, местах.
Пока она смотрела на него, ошеломленная тем, как легко он смог откинуть от себя то, что между ними произошло, Спенсер сгреб всю свою одежду и направился к двери:
— Увидимся за завтраком, – сказал он.
А потом — ушел.
Она подумала, что уже слишком много плакала сегодня, и слез больше не осталось, но Эбби ошибалась. Стоило только уткнуться в подушку, как они полились из ее глаз безудержным потоком.
Как у него это получалось – быть одним человеком, а следующую секунду становиться абсолютно другим? Он назвал ее «возлюбленная» и совершенно очевидно желал ее. Но он так же мог и оттолкнуть ее в сторону, словно она была легким неудобством.
Эбби терла кулаками мокрые глаза. Вот в чем была проблема – он воспринимал ее как помеху
Возможно, Спенсер прав. Она и сама не была уверена, что сможет быть женой властного виконта.
Но за этим фасадом находился и другой мужчина. Мужчина, который желал ее и так заботился о ней, что наплевал бы на свою гордость и извинился за свои ошибки.
Да, она могла бы стать женой этому Спенсеру. И она хотела быть его женой, хотела, чтобы он говорил с ней, как когда–то в Америке, делился с ней надеждами в отношении Англии, как делал это раньше.
Эбби лежала на спине, уставившись на балдахин, висящий над кроватью. Она хотела пробудить того, другого Спенсера, которому принесла брачные клятвы. Возродить того Спенсера, который был добрым, страстным, и …
И который мог быть рядом с ней счастливым мужем. Потому что она точно знала, что ей нужен именно этот джентльмен. Она хотела быть законной женой Спенсера, пока бы их не разлучила смерть.
Но осуществление задуманного могло наткнуться на сложности. По некоторым странным причинам, находясь в Англии, он упорно придерживался своих старых аристократических привычек. И еще эта странная идея, что женитьба может помешать его честолюбивым планам. А после сегодняшнего бала он, возможно, еще больше убедится в том, что она не станет хорошей виконтессой. Он мог терпеть ее невежество, чтобы избежать скандала, но никогда бы не потерпел ее в качестве законной жены.
Так что, если она хочет, чтобы Спенсер остался ее мужем, то должна развеять эти страхи. Она сама должна научиться быть правильной женой. Она выучит все движения вальса и все эти глупые титулы и каждое идиотское правило поведения, на самом деле, выучит, чего бы ей это не стоило, чтобы стать той элегантной виконтессой, которая, по мнению Спенсера, ему необходима. Эбби покажет ему, что жена может принести пользу его карьерному росту, не говоря уже о том, какую пользу она принесет дому.
Она приложит весь свой «наивный американский оптимизм», чтобы стать для него незаменимой, и она победит его. Потому что наивный американский оптимизм побьет английский цинизм в любое время.
Немного позже, Спенсер лежал в своей постели и громко проклинал себя. Он что, совсем потерял разум, согласившись на ее «игру». Черт возьми, если они еще хоть раз так поиграют, он не сможет остановиться, пока не окажется настолько глубоко внутри нее, что их брак перейдет в разряд настоящих. И с этим он бы уже ничего не смог поделать.
Кроме как заниматься с ней любовью каждую ночь, каждый день, прикасаться, когда он только пожелает, танцевать с ней…
И наблюдать, как ее обожание превращается в негодование, обиду, а позже – в ненависть, когда будет проходить месяц за месяцем, но не будет никаких детей. Никаких младенцев на руках, никаких без умолку болтающих мальчишек, никаких вредных девчонок. Прожить целую жизнь прикованной к нему и все время оставаться одной, без детей, пока он проводит день за днем в Парламенте или Министерстве Внутренних дел.