Выживший. Чистилище
Шрифт:
Минут через двадцать передо мной на столе стояла небольших размеров сковорода, наполненная жареной на постном масле картошкой. А рядом - краюха ноздреватого хлеба. Ну и стопка с наливочкой для аперитива. Ух, давненько я так не сиживал!
– А сами-то что?
– Я ужо потрапезничала, вы кушайте, кушайте... Чичас, глядишь, и этот злыдень заявится. Вы уж спуску-то ему не давайте, пригрозите каторгой.
– Нет у нас в советском государстве каторги, Клавдия Васильевна.
– А чиво ж есть-то?
–
– Ну вот лагерем и пригрозите, может, за ум возьмется.... Молочка али чайку? Этот-то обормот пришел тут как-то пьяный, сунул мне коробку чаю, я ее и спрятала. Мало ли, когда еще пригодится.
– Приворовывает, значит, ваш постоялец?
– Э-э, того не ведаю, может, и купил, - заюлила старушка.
– Ладно, давайте чаю... и капельку молока туда плесните. По-английски чай попьем.
– Ну, не знаю уж, по-аглицки или как, а только как скажете - так оно и будет.
От стола я отвалился, словно насосавшийся крови комар. Хорошо-то как, и совсем не хочется думать о плохом. Сейчас бы еще покемарить часик-другой.
Хозяйка, видно, уловила мой осоловелый взгляд.
– Вы ежели вздремнуть пожелаете - то можете в той комнате прилечь, - предложила бабуля.
– А Васька придет, так сразу его и споймаете.
– Ладно, будем считать, что это засада, - согласился я.
– Только сапоги скину, а спать буду в форме.
– Это уж как хотите, дело хозяйское.
Постель, конечно, не моя кроватка из будущего, но уж всяко лучше нар. Сунув револьвер под подушку, я повернулся на правый бок и тут же отрубился.
Глава V
Постоялец не появился и утром. Бабушка меня не будила, так что сам я продрал глаза лишь в половине восьмого. Сев на кровати, сладко потянулся, морщась от лучика утреннего солнца, пробивавшегося в этот полуподвал. Происшедшее накануне казалось мне случившимся словно и не со мной.
– Ой, как на Ваську-то похож! Вчера в потемках и не разглядела толком, а чичас прямо одно лицо! Только побриться - и не отличишь.
Бабуля замерла в дверном проеме с видавшим виды полотенцем в руках, взирая на меня с нескрываемым интересом. Понятно, не в плотском плане, наверняка климакс ее уже навестил, причем давненько. Интерес как раз был вызван схожестью, на взгляд Старовойтовой, между мною и ее постояльцем.
– Что, серьезно так похож?
– Вот те хрест!
– мелко перекрестилась старушка.
– А есть его фото?
Спросил я неспроста, потому как в моей голове зародилась вполне очевидная мыслишка.
– Ежели только он, паршивец, документ дома оставил, - сказала бабка, делая ударение в слове 'документ' на второй слог.
– Чичас гляну.
Она принялась рыться в тумбочке,
– Паспорта у него не было?
– Да откель паспорт-то! Он, почитай, из села приехал, кто ж ему такой документ выдаст.
Ну да, в это время процесс паспортизации только налаживался, а то начитались Маяковского, что он там что-то из штанин извлекает, я-то только годы спустя узнал, что в стихотворении речь шла о загранпаспорте. В загранку - да, без паспорта никак, а внутри страны как-то обходились.
Приглядевшись к лицу изображенного на небольшой черно-белой фотографии человека, я понял, что он и впрямь чем-то смахивает на меня. Может, это знак свыше? На первое время могу закосить под Яхонтова, а там уж как-нибудь, с божьей помощью... Правда, нужно еще от формы сотрудника НКВД избавиться, заменив ее на гражданскую. Хорошо еще, что бабуля не разбирается в таких тонкостях, приняла меня за милиционера.
– Знаете что, Клавдия Ивановна, я, пожалуй, временно конфискую этот документ для проверки личности вашего постояльца. Если объявится - так ему и передайте. Потом повесткой вызовем в милицию, а заодно и ваш вопрос постараемся решить. Если внушение не поможет - будем применять к дебоширу более строгие меры.
– Вот спасибо, сынок! Я ж за тебя молиться теперь буду!
– Не надо молиться, ваше дело - вовремя докладывать о творящихся безобразиях. И не поселять у себя жильцов без соответствующего оформления документов... Ох, что-то есть так хочется!
– Так я быстро кашку пшенную с молочком утренним сготовлю, у нас тут поутру разносит крестьянка из Бутово.
– А что ж, не откажусь. Премного благодарен за вашу заботу. Я у вас тут, получается, и сам словно постоялец, вечер да ночь провел.
– Вот кабы все были такие постояльцы - и слава Богу!
– И еще платили бы, - усмехнулся я.
– Дык жить-то надо, куды ж деваться, на пенсию, что артель платит, разве ж проживешь?!
– А что за артель?
– Дык я ж тридцать лет, почитай, на 'трехгорке' проработала, они и платят из фонда.
– На 'Трехгорной мануфактуре'?
– На ей самой, будь она неладна.
– А что так?
– Дык сама там все здоровье оставила, еще и мужа моего, Степана Лексеича, мануфактура эта в 21-м забрала: попал в ситценабивной станок, когда уж вытащили - одни кровавые ошметки.
Тут Клавдия Ивановна снова со вздохом перекрестилась, теперь уже на черно-белую фотографию в рамке, на которой была изображена она же в возрасте лет тридцати, с платочком на голове, рядом с усатым мужиком картузе, выглядевшем куда старше.