Вызов
Шрифт:
Каждой своей мышцей, каждым суставом Ро пытался высвободиться и брыкался, но становилось только больнее и унизительнее. А со связанными за спиной руками, распластанный ничком, он и вовсе потерял надежду.
Верин потрепал его по макушке, слушая яростное рычание, наградил затрещиной и поднялся. Было слышно, как отряхивает котан и колени ботфортов.
— Что бы мне с тобой сделать… Ты же не думаешь, что я тебя просто повешу? О, нет, дружище. Я потратил немало времени на тебя.
Лейтенант стал прогуливаться, разглядывая помещение.
— Хочешь подохнуть здесь или до дома потерпишь? Хотя погоди, Алуар ведь никогда не был для тебя домом. Ты же у нас халасатец! Интересно, от пса
Почувствовав свободу, Ро перекатился и, пятясь, отполз на несколько футов.
— А тебе не кажется, что это уже слишком? — внезапно встрял Милит. — Мы собирались вернуть его, чтобы он понёс наказание. За преступление, но прежде всего за капитана. Ни о чём другом речи не шло.
— А ты собираешься мне помешать? — окинул его смешливым взглядом Верин. — Или ослушаться приказа старшего по званию?
— Нет, — решительно ответил солдат. — Но позволь мне хотя бы не участвовать.
— Ой, да иди ты в пекло! Выйди и не смотри, если такой ранимый. Мы тут и без тебя позабавимся. Да, Халасатец?
Второго выхода из кузницы не было, если только не лестница на крышу, но со связанными руками Ро не сумел бы взобраться и отодвинуть доски. Вот и оставалось лишь вертеть головой и отчаянно пытаться что-нибудь придумать. Он уже успел подняться, но это не увеличивало его шансы остаться целым.
А Верин тем временем сдвинул с наковальни молот, опустил бойком на пол и поволок в сторону пойманного дезертира. Вряд ли ему было тяжело, скорее нравился звук, как большой кусок стали трётся о камни, а потом о доски.
— Пришло время вернуть должок, — продолжил издеваться он. — Для начала ноги, а потом посмотрим. Может мне и не захочется тащить тебя в Алуар. Если как следует облобызаешь мне ботфорты. У тебя это должно хорошо получаться, шлюхин ты сын.
— Ещё хоть раз, один сраный раз оскорбишь мою мать — я тебя убью, Верин. Убью! Обещаю, — выпалил Ро, чувствуя, как на место бессилия выползает бешенство.
— Ну наконец-то огрызаешься! А я уж решил, тебе здесь язык оторвали.
Бывший соратник отпустил рукоять молота и шагнул к пленнику, а когда тот попытался улизнуть, просто толкнул, заставив упасть на спину. Точнее не столько на спину, сколько на связанные позади руки. Ро закричал, ощущая, как что-то сломал. Боль была резкая и не проходила, продолжая накатывать волнами. Пришлось завалиться на бок, чтобы не давить на немеющую кисть.
— А по поводу твоей мамаши — ладно, не буду. Ты и так худшее для неё оскорбление, — не унимался Верин. — Повезло ей не видеть во что ты превратился. Сар писал, а ему рассказал капрал, а он говорил с капитаном, значит врать точно не станет, что она у тебя под конец совсем сбрендила. С горя, наверное. Несчастная сумасшедшая. Даже когда умирала, улыбалась.
Ро распирало от желания заткнуть подонка, и он вложил все силы в удар. В резкую подсечку по ноге — той самой, что была сломана три года назад. Верин взревел и завалился на верстак, выкрикивая ругательства. Беглец откатился и, одуревая от боли, выдернул руку из пут. Здоровой он швырнул в военного подковой, отполз на четвереньках, стараясь не задействовать повреждённую кисть, а потом рванул к лестнице.
— Ублюдок! — слышалось позади. — Я тебя так отделаю, ты меня умолять будешь, чтобы прервал твою никчемную жизнь!
Уже никакие слова не могли сделать Ро больнее, чем он делал себе сам. Совсем не ловко и не так быстро, как хотелось бы, он взобрался по лестнице, локтем и головой сшиб доски и выполз на крышу. Следом за ним уже карабкался Верин. Стоит ему достать шпагу, и беглецу конец, но новоиспечённый лейтенант не желал скорой расправы. Ему тоже хотелось найти выход своей клокочущей ярости.
— А ну иди сюда, сучёнок! Далеко всё равно не уйдёшь!
С целыми руками офицер оказался проворней. Он навалился на убегавшего и принялся избивать прямо на крыше, выкрикивая все известные ему оскорбления.
— Мелкий гадёныш! Грязный ублюдок! Ничтожество! Шлюхин сын!
Следовало закрыться локтями и сдаться на милость противнику, но Ро никогда не сдавался. Он часто сбегал или придумывал уловки, но никогда не опускал рук и не признавал поражения. Распираемый от жара в груди, он вцепился в Верина и толкнул, а точнее со всей дурью опрокинул его вместе с собой. Через мгновение они оба катились по скату поочередно отшибая спины и бока, а потом рухнули ко входу в кузницу. То ли по воле случая, то ли оттого, что весил меньше, Ро оказался сверху. Удар был глухим и сильным, но достаточно лёгкого бродягу лишь хорошенько тряхнуло. Опомнившись, он захотел подняться, но, опёршись на землю, вскрикнул от боли. И только потом он разглядел лицо своего противника.
Верин лежал на спине, свободно раскинув руки. Его глаза были раскрыты и смотрели в ночное небо. Капли дождя врезались в лицо, но оно оставалось неподвижным, как маска, а вокруг головы, смешиваясь с лужей, растекалось кровавое пятно. Ро увидел всё это в свете одинокой лампы, что держал Милит, застывший в десяти футах. Он так же таращился на мертвеца и не находил слов.
Растерянный, Ро неуклюже слез с бывшего соратника, попятился, а потом со всех ног помчался прочь, в черноту погасшего города. Он не заметил погони, да и не думал о ней. Куда опаснее было то, что раз от раза его настигало. А может он никогда и не сбегал из своей ловушки, оставаясь в нерушимом плену прошлого.
Пучина
«Добудь мне причину, не отдавать тебя алорцам!»«Без проблем! Устрою смерть одного из них». С такими мыслями Ро ковылял до арки, зажимая рану на боку. В полной мере виноватым в смерти капрала он себя не считал, но прекрасно понимал, в какую западню угодил.
Белоголовые, а в особенности ало-класси, жили по принципам товарищества и превосходства над прочими расами. Обиды «своих» они не прощали, а за убийство выстраивались в бесконечную очередь мстителей. Дуэли, как способ разрешения споров, давно запретили, но поощряли как состязание и демонстрацию мастерства. Нередко горячие дурни даже искусство превращали в оружие. Однако бросить вызов можно было только равному, и речь не столько о звании, сколько об опыте и авторитете. Не пристало бывалому бойцу сходиться с мальчишкой, а знаменитому дуэлянту издеваться над слабаком. Так что презренному полукровке-дезертиру можно было не ждать открытых предлогов. Скорее сунут дагу под рёбра где-нибудь за углом, и ни один белоголовый свидетель не сознается, что стоял рядом, когда совершалось возмездие. Братство — это, конечно, хорошо, но не когда ты чужак и за бортом.