Вызов

Ячменникова Ирина

Хотелось побежать вперёд, выискивая края светящегося плато, но тихий смешок где-то рядом подсказал, что развернувшийся вокруг простор — вовсе не реальность, а проделки подлых и ужасающе правдоподобных чар.

Раздался новый щелчок, и всё испарилось, возвращая бродягу и вора в несуществующую башню Эрхолла.

— Что это было?

Постанывая, Ро сел и продолжил вглядываться в загадочный предмет, словно надеялся прочитать на нём ответ.

— Это кристалл памяти. Точнее говоря — «каэм эн», вот мы и зовём его «камнем», — пояснил Ристан.

— А то, что он сотворил?

—

В нём можно удержать образ. Воспоминание, чтобы вернуться к нему снова или показать другим, — наставник рассказывал неспешно и не занудно. — То, что ты сейчас увидел, находится не на Мириане. Это один из ближних миров.

— Мне туда дорога заказана, — с громким сожалением вздохнул Даут. — Горный воздух плохо сказывается на моём самочувствии, и, скорее всего, меня там очень быстро сожрут. А я, знаешь ли, предпочитаю готовить и есть, а не подаваться на ужин.

— И этим ты занимаешься? Ходишь в чужие миры? Искатели — те, кто что-то там ищут? — полились из Ро волнительные вопросы.

— В общем и целом да, — ответил Ристан. — Но большего рассказать не могу. По крайней мере пока.

— Ну, да. Эти правила лезвий, — кивнул вор и вспомнил о неприятном. — Пожалуй, я тебе не подхожу.

Потянулось молчание. Прислужник смотался от чувства неловкости, а наставник не стал никак комментировать. И всё же захотелось с ним объясниться. Или просто не сидеть в тишине, во власти собственных мыслей.

— Я не думаю, что здесь найдётся мне место. Ни здесь, ни где-то ещё, — признался Ро, словно обращался к себе. — Я подвёл важного для меня человека. А теперь уже слишком поздно. Ничего не исправить, и прощения не у кого просить. Пусть меня хоть трижды повесят, этот грех мне не искупить.

— Сейчас прозвучит банальность, — предупредил Ристан, продолжая гладить Биша и почёсывать за ушами. — Очень сложно взлететь, когда груз прошлого тянет вниз.

— Это ты про жизнь или янтарную магию? — усмехнулся вор и тут же пожалел, почувствовав резкую боль в дёснах.

— Да про всё, — хмыкнул наставник. — А янтарь в тебе видится ярко.

— Рыжий говорил, что его кот наплакал.

— Ну, ему, конечно, виднее.

— Летать я пробовал — не вышло. И думаю дело не только в тяжёлой башке. Другое место тоже, знаешь ли, достаточно весит.

Ристан почти беззвучно посмеялся. Скорее покряхтел.

— Рамиф говорил, что язык у тебя острый. А вот про чувство юмора не рассказал.

— Признай он это, и пострадало бы его самолюбие.

— Тоже смешно, но с таким осторожнее. Он не очень-то забавный, как может показаться. Но работать с ним можно.

— Не верю я ему. Нутром чую, гнилой он человек, — высказался Ро прямо и сбавил пыл, чтобы не причинять себе лишних страданий. — На тебя смотришь — ты понятный, а он… И рожа ещё такая, словно сам из какой-нибудь бреши явился. С первой встречи я понял, что он меня не отпустит. Использует, а потом пустит в расход. Теперь-то уж и подавно.

— Тут я тебе не советчик. Решай сам, кому верить и куда податься. Правильного решения всё равно нет. Везде свои подводные камни.

Они посидели в молчании несколько минут. Несколько долгих и томительных минут в ожидании приговора. Перед смертью не надышишься, но можно за всю жизнь наболтаться.

— Расскажешь побольше про эту нашу магию?

— Я знаю мало. У меня

она не с рождения. Вот ты должен лучше понимать, — без охоты отозвался Ристан, но потом внезапно заговорил с задумчивой увлечённостью: — Суть в том, что ты умеешь раскачивать хаос. Оттого… Ну… Пожалуй, везучий. Янтарь не столько про пространство, сколько про нарушение правил. Притяжение? Расстояние? Для него это пустой звук, — наставник громко щёлкнул пальцами. — Но в этом-то и опасность. Нет постоянства, опоры. Люди с подобным даром обычно плохо заканчивают, если их вовремя не спасут. В Халасате таких очень мало. Я бы сказал, единицы. А вот с алорцами истинные — настоящие заклинатели янтаря — в свои века порезвились на славу. Белоголовым стоит отдать должное: они с малых лет отсеивают одарённых, чтобы учить иначе. Вот потом и получаются такие, как Нил, и Хаспин, и остальные. Странно, что они тебя проглядели.

Ро не стал рассказывать, каким образом попал в Алуар, но на его лице явно отразились непримиримые чувства.

— Скажу тебе по секрету, — не понижая голоса, улыбнулся Ристан, — все янтарные не чистокровные. А иначе откуда янтарь? Быть может то было два века назад, но в роду у них точно затесался «эк палу». Думаю, многие из них это понимают, но не всем удаётся принять и переварить.

— Им не нацепляют повязки? — удивился Ро.

— Не совсем. Их отбирают в детстве, лет в пять или шесть, и держат ото всех отдельно. К таким действительно нужен особый подход, однако это делается ещё и для того, чтобы они сношались только с себе подобными. Так и заклинатели будут рождаться сильнее, и кровь чистокровных не попортится. А если начнут всех поголовно травить, так кто будет поднимать в небо их корабли?

Такого гремящего разочарования Роваджи ещё не испытывал. А топливо дирижаблей тогда зачем? Для отопления?! Все привыкли считать, что Алуар всех на Мириане обогнал в науках. А оказалось, то всего лишь обычная магия, а не гениально изобретение светлых умов. Ро приподнял брови и покачал головой. Как же быстро он списал колдовство в нечто обыденное.

Три дня назад

Лихорадка убивала жаром, но тело содрогалось от холода. Не хватало сил ни сесть, ни удобнее положить голову. Каждый сустав крутило и выворачивало, хотя Ро оставался неподвижным уже вторые сутки, и лишь комната периодически кружилась вокруг него, отрезая от реальности и здравомыслия.

Те дни он помнил урывками, но каждый такой клочок не терял своей яркости, как красные стёкла в мозаике витража. В тусклом свете жаровни, когда всё вокруг обретало рдяный оттенок, белое лицо матери розовело, как свежий бутон пиона. Её мягкие длинные волосы немного вились от влажной погоды, и строгие прямые линии обращались лёгкими волнами, струящимися поверх малинового халата. Прекрасная без грубых бус и вычурных палантинов, без пёстрых юбок и блестящих поясов, она отжимала лоскут своими нежными прохладными руками и прикладывала ко лбу сына, чтобы облегчить жар.