Вызов
Шрифт:
– Помоги мне.
Они подняли пьяное, рыдающее взахлеб, что-то бормочущее существо, что было когда-то холодным высокомерным Северусом Антонином, и поволокли его по лестнице.
– Антоша, - я обратилась к самому спокойному среди присутствующих. Самый спокойный как раз заливал в себя добрую порцию коньяка.
– Что тут случилось?
– Антон, мне налей, - коротко попросил папа.
– Что-что? Твой любимый брат оскорбил мою мать и мою сестру, - доходчиво пояснил мне Антон, наливая в стакан
– Он и твой брат. А они мои...
– Нет.
От жестоких слов Антона мне захотелось зареветь еще сильней, чем в кабинете.
– Мне он больше не брат, - Тоша налил себе еще. Его руки дрожали.
Отлегло. Он не хотел сказать, что Лора мне не мать. Я подумала о Северусе. О Боже!.. Мана! Кровь...
В комнате над Севой сидел Лука, промакивая кровь полотенцем.
– Лука, - я положила ему на плечо руку, - иди к маме. Ты ей сейчас нужнее.
Он не стал возражать. Мана сидел в кресле Северуса так, будто сидел в нем всю жизнь.
– Ты сломал ему нос.
Северус, по-моему, выключился. Я склонилась, чтобы послушать его дыхание. Негромкий смех Маны заставил меня посмотреть на вампира угрюмо.
– Он жив. А ты что ж, думала, я буду пить его кровь?
– Да.
– Твой брат наркоман. Мы не любим наркоманов.
– Я учту это, когда захочу разонравиться всем вампирам разом. А еще СПИД подхвачу.
– Ну и дура.
– Мана, ты понимаешь, что ты поступил неправильно?
– Ты не слышала, что он сказал.
– Что он сказал?
– Я не хочу повторять. А то стошнит.
Я не отказала себе в удовольствии указать Мане на дверь туалета:
– Кстати...
Он спокойно выдержал мой полный сарказма взгляд.
– Ты за меня не переживай. Твой брат на слова матери сказал ей завалить рот - я смягчаю, поняла, да? Он сказал, что она тут не хозяйка, что она всю жизнь задницу грела, если б не отец...
– Довольно, - я почувствовала, как ногти впиваются в мои ладони. Опомнившись, разжала кулаки. Северус весь в крови. Жалость и злость одновременно пронзили мое сердце.
– Принеси льда, пожалуйста, - попросила я Ману.
– И пальцем для него не шевельну.
– Мана!..
– Когда я в последний раз видел свою мать, - перебил меня вампир, и его голос настораживал. Я даже обернулась к нему, чтобы понять, что, мать его, к месту помянутая, значит этот тон приговоренного к пожизненному заключению, - она держала в руках кочергу, наставленную на меня, и, плача, Христом заклинала не подходить к ней.
Я застыла с телефоном в руке - решила пока написать Вите, чтоб льда приволок. Однако сказанное Маной повергло меня в состояние шока. Впрочем, я продолжила машинально набирать SMS.
– "Мане, Мане, прошу, уходи", - он вздохнул, погрузившись в воспоминания.
Я отослала
– К чему ты мне рассказываешь это?
– К тому, что нельзя матерям такие вещи говорить, которые брат твой говорил. Категорически нельзя. И я не собираюсь выслушивать подобное в своем присутствии. Откуда он знает, может, завтра ее не станет...
Я смотрела на Ману, держа руку с полотенцем на переносице брата. Я боялась спугнуть это... не знаю, возможно, я впервые увидела Ману без купюр и масок. Он вертел в руках какую-то безделицу, взятую со стола Севы. Вампир вспоминал.
– Мане...
– сказала я. Он вскинул на меня глаза недобро.
– Тогда, когда ты первый раз... укусил меня. Я назвала тебя так случайно. И ты едва не помял мою машину...
Он отложил значок, который держал в руках. О, это выражение на его лице - оно мне знакомо. Вампир сожалел, что так некстати решил открыть душу.
– Я вниз.
– Мана...
Он глянул на меня, уже стоя в дверях, вопросительно и холодно приподнял бровь.
– Мне жаль, что это было так.
Мана кивнул и вышел. Теперь я нескоро дождусь от него всплеска откровенности.
Я сидела над Севой, ожидая Витю и лед, когда мой непутевый брат открыл глаза и глянул на меня. И застонал.
– Ааа... Гаайяа...
– кровь, затекшая в горло, заставила его закашляться.
Сева выглядел ужасно - опухший, сине-красный, окровавленный, жалкий до невозможности. Наркоман... Сердце тревожно сжалось.
– Северус. Ты наркоман?
– само вырвалось, разумом-то я понимала, что сейчас не время для подобных вопросов.
– Да, б...дь, - простонал он на удивление равнодушно.
Я встала, смочила полотенце холодной водой еще раз, вернулась, села на край кровати и приложила его к носу Северуса. Брат неожиданно злобно оттолкнул мою руку.
– Отстань!
– Тебе надо охлаждать...
– Ни х...я не надо, Гайя! Уйди!
Он попытался приподняться, но застонал и осторожно улегся на подушку. Я разрывалась между жалостью и яростью.
– Какого ты з...упляешься, Сева?
– Да пошла ты...
– пробормотал он.
Я едва сдержалась, чтоб не ткнуть его кулаком в живот.
– Х...вый ты брат. И сын, - я встала, скомкала полотенце и с силой швырнула его в пах Северуса.
Он дернулся и снова застонал.
– А ты всегда была х...вой сестрой!
– он заплакал, трогая лицо. Очевидно, прикосновения приносили ему страдания.
– Да, сука, аж такой х...вой, что даже халяв твоих брошенных отшивала, чтоб они моего братика маленького не доставали!
Северус рыдал в голос. Я тоже расплакалась, не в силах больше выносить его боль и все тяготы этого дня. Закрыв лицо руками и не думая о том, что тушь потечет.