Взгляни на дом свой, ангел
Шрифт:
— За все, чем я пользовалась у Дейзи, я платила, можете не сомневаться! — сказала она резко, с вызовом. — Я старалась бывать у них как можно меньше. Почти все время я проводила у миссис Селборн. И у нее же почти всегда обедала и ужинала.
Ее жажда независимости стала больше, потребность иметь тех, кто бы зависел от нее, обострилась. Она воинственно отрицала, что может быть кому-то обязана. Она всегда давала больше, чем брала.
— Ну, теперь все, — сказала она немного спустя, стараясь скрыть жадную радость.
— С чем? — спросил Люк.
— Я наконец
— Ох! — вскрикнула Элиза. — Ты замуж вышла?
— Нет еще, — сказала Хелен, — но скоро выйду.
И она рассказала им о мистере Хью Т. Бартонс, коммивояжере фирмы кассовых аппаратов. Она говорила о нем с симпатией и уважением, но без большой любви.
— Он на десять лет старше меня, — сказала она.
— Ну, — сказала Элиза задумчиво и помяла губами. — Иногда из таких выходят самые лучшие мужья. — Потом она спросила: — А недвижимость у него есть?
— Нет, — сказала Хелен, — они проживают все, что он зарабатывает. Они живут на широкую ногу. У них в доме всегда не меньше двух служанок. Старуха сама ни к чему не притрагивается.
— А где вы будете жить? — резко спросила Элиза. — С ними вместе?
— Ну конечно, нет! Ну конечно, нет! — сказала Хелен медленно и выразительно. — Боже великий, мама! — раздраженно продолжала она. — Я хочу, чтобы у меня был свой дом. Неужели ты не можешь этого понять? Всю жизнь я заботилась о других. Теперь я хочу, чтобы другие поработали на меня. И родственники по мужу мне под одной со мной крышей не нужны. Нет уж, сэр! — сказала она выразительно.
Люк нервно грыз ногти.
— Ну, он п-п-получает редкую д-девушку, — сказал он. — Надеюсь, он способен это понять.
Растроганная, она подчеркнуто и иронически засмеялась.
— Во всяком случае, один поклонник у меня есть, — сказала она и серьезно поглядела на него ясными любящими глазами. — Спасибо, Люк. Ты один всегда принимаешь к сердцу интересы семьи.
Ее крупное лицо на мгновенье стало безмятежным и радостным. Оно оделось великим покоем — лучезарная благопристойная красота зари и дождевых струй. Ее глаза были сияющими и доверчивыми, как у ребенка. В ней не таилось никакого зла. Она ничему не научилась.
— Ты сказала своему отцу? — спросила Элиза.
— Нет, — ответила она не сразу. — Еще нет.
Они в молчании думали о Ганте и удивлялись. Она его покидала — это было чудом.
— Я имею право на собственную жизнь, — сказала Хелен сердито, словно кто-то оспаривал это право. — Не меньше всех остальных. Боже великий, мама! Вы с папой уже прожили свою жизнь — неужели ты не понимаешь? Ты считаешь, что так и нужно, чтобы я ухаживала за ним до скончания века? Ты так считаешь? — ее голос истерически поднялся.
— Да нет. Я и не думала говорить… — начала Элиза растерянно и примирительно.
— Ты всю свою жизнь д-думала о д-других, а не о себе, — сказал Люк. — В этом все дело. Они этого не ценят.
— Ну, так больше я не буду. И это точно! Нет и нет! Я хочу иметь свой дом и детей. И они у меня будут! — добавила она вызывающе. И тут же добавила нежно: — Бедный папа! Что он скажет?
Он
Мистер Хью Бартон приехал в горы посетить своих будущих родственников. К величайшему их восторгу, он приехал, блаженствуя в длинном гоночном пыльно-коричневом «бьюике» выпуска 1911 года. Он приехал в вихре бензиновых паров под рев мощного мотора. Он вышел, высокий, элегантный, диспептический, худой почти до истощения в щегольском и безукоризненно свежем костюме. Он неторопливо и критически оглядел автомобиль, медленно стягивая перчатки. Из уголка его мрачно-насмешливого рта торчала длинная сигара. Потом, так же неторопливо, он снял с головы серое сомбреро вместимостью в десять галлонов — это была единственная странная деталь его в остальном безупречного костюма — и по очереди осторожно потряс каждой ногой, чтобы расправились складки на брюках. Но складок и так не было. Потом он неторопливо пошел по дорожке к «Диксиленду», где собрались все Ганты. Не спеша приближаясь, он спокойно вынул сигару изо рта и аккуратно держал ее двумя пальцами худой волосатой трясущейся руки. Баловной ветерок приподнимал его жидкие легкие черные волосы, нарушая их элегантность. Он узрел свою нареченную и с достоинством сардонически улыбнулся ей всеми крупными самородками золотых зубов. Они поздоровались и поцеловались.
— Моя мама, Хью, — сказала Хелен.
Хью Бартон медленно, любезно перегнул свой тонкий стан. Он устремил на Элизу острый проницательный взгляд, смутивший ее. Его губы снова изогнулись во внушительной сардонической улыбке. Все почувствовали, что сейчас он скажет что-то очень, очень важное.
— Как поживаете? — спросил он и протянул ей руку.
Тут все почувствовали, что Хью Бартон сказал что-то очень, очень важное.
С той же неторопливой внушительностью он поочередно поздоровался со всеми остальными. Они были несколько подавлены его величественностью. Однако Люк не выдержал и воскликнул:
— Вы п-п-получаете з-замечательную девушку, мистер Б-б-артон!
Хью Бартон медленно повернулся к нему и пронзил проницательным взглядом.
— Да, я думаю, — сказал он серьезно. Голос у него был низкий, неторопливый, внушительно резкий. Он «продавал себя».
В наступившем неловком молчании он повернулся к Юджину с дружеской улыбкой.
— Сигару? — спросил он, доставая чистыми подергивающимися пальцами три длинные очень темные сигары из жилетного кармана и предлагая их.
— Спасибо, — сказал Юджин с развязной ухмылкой. — Я предпочитаю сигареты.
Он достал из кармана коробку «Кэмел», Хью Бартон серьезно предложил ему зажженную спичку.
— Почему вы носите такую большую шляпу? — спросил Юджин.
— Психологический момент, — сказал он. — Развязывает клиентам язык.
— Ну, скажу я вам! — засмеялась Элиза. — Очень ловко, а?
— Конечно! — сказал Люк. — Это настоящая реклама! Реклама — двигатель торговли!