Взрослые люди (сборник)
Шрифт:
Но ей был не под силу главный подвиг, который совершила Sonja Marmeladoff. Она не могла спать с человеком, любить его – ради него самого. Ей нужен был кто-то третий. Ну, или что-то третье.
Решено! Пусть это будет семья. Пусть она ложится в постель ради детей, ради домашнего очага. Но тогда муж должен быть некрасивым, бестолковым и жестоким.
Но увы! Ее косматый и буйный избранник после свадьбы быстро взялся за ум. Остригся, бросил пить, окончил магистратуру
«Что ж за проклятие такое? – думала Соня, лежа в этой чертовой постели и глядя в потолок. – Хоть бы он преступление совершил, что ли».
Она тихо встала, босиком пошла в кабинет мужа. На столе лежала его папка из тонкой кожи. Там было что-то твердое. Дрожа, она расстегнула молнию, сунула туда руку. Конечно, это был не топор, а смартфон.
Она заплакала и села на ковер.
Вбежал муж, совершенно голый и слегка кривоногий.
– Что с тобой? Тебе плохо?
– Ничего, милый, – сказала она и вдруг поняла, что жить с хорошим человеком, когда мечтаешь о подлеце, – это и есть наивысшая жертва и подвиг.
Ей даже захотелось заняться с ним сексом. Даже не сексом, а любовью.
сон на 25 июня 2012 года
Налегке
Сегодня приснилось, что я прилетел в Ригу.
На автобусе сразу в гостиницу. Гостиница называется «Рига».
Но это совсем не та гостиница «Рига», которая на самом деле. Это стеклянно-стальное здание, с пандусами для подъезжающих машин, с эскалаторами, которые по воздушным диагоналям пересекают огромный – пятиэтажной высоты – зал.
Да и сама Рига совсем не такая, как на самом деле. Никаких готических улочек, никакого рижского модерна. Только современная архитектура.
Но это тем не менее Рига.
Я подхожу к рецепции; девушка говорит мне: «О, вы опять приехали! О, кажется, свободен ваш номер, в котором вы жили прошлый раз!» Я достаю бумажник, вынимаю паспорт и «визу», она быстро всё оформляет, дает мне карточку-ключ, я иду на эскалатор, уверенно иду, ну конечно, я же не первый раз в этой гостинице – и вдруг:
Где моя сумка?
Большая дорожная сумка с одеждой и прочим барахлом: бритва, одеколон, легкие туфли, ботинки на дождь, зонтик, блокнот…
Темно-бежевая, похожая на старинный саквояж, удобная, любимая – где она?
Забыл в автобусе? Нет, я точно помню, что в автобусе у меня сумки не было.
Значит, в самолете?
Что делать? Бегу к регистраторше, объясняю ей, в чем дело. Она звонит в аэропорт. «Вы сдавали я сумку в багаж?» – «Нет, – говорю, – это была ручная кладь». – «Значит, ее должны были найти при уборке самолета». – «Так что, нашли?» – «Вам надо ехать в аэропорт».
Аэропорт очень далеко. «Туда ходят наши шаттлы», – говорит регистраторша. Дает мне билет
Опаздываю. Но мне удается выбежать на эстакаду – там какая-то петля-разворот – и остановить автобус. Влезаю, отдаю билет, сажусь на свободное место и начинаю вспоминать, что было в сумке – потому что меня, наверное, будут спрашивать перед тем, как ее отдать. Но не могу вспомнить.
Тогда пытаюсь вспомнить, где в самолете эта сумка стояла – наверху, в отсеках для ручной клади или под сиденьем. Тоже никак не вспоминается.
Автобус едет по стеклянно-стальным трубам, выезжает на трассу.
Тут я понимаю, что никакой сумки вообще не было.
Что я прилетел безо всякой сумки.
Что у меня была такая мечта.
Что мой друг Андрюша Ю. говорил, когда нам было по пятнадцать лет:
– Путешествовать надо без багажа. С бумажником, в котором паспорт и деньги.
И прибавлял:
– А если денег много, то и паспорта не надо!
нам не дано предугадать
Рижский вокзал
Она встала, потянулась. Прошлась по комнате. Взяла со стола бутылку, посмотрела на свет, сколько там осталось. Поставила на подоконник.
– Допивай, – сказал он.
– Неохота, – сказала она. – Ну, всё, что ли? Я тогда буду одеваться.
– Еще двадцать минут осталось, – сказал он, поглядев на часы. – Иди сюда.
Она прошла от окна к кровати, села у него в ногах. Засмеялась:
– Ты чего хочешь?
– Поговорить, – сказал он. – А тебя правда зовут Лайма? Или так, для красоты?
– Правда.
– Латышка, что ли?
– Нет.
– Вот скажи-ка мне, Лайма, – он заложил руки за голову и поглядел на нее очень пристально. – Ты такая красивая и вроде неглупая. Но ты ведь не будешь всю жизнь вот так? Что ты дальше делать собираешься? Не завтра, не через год, а вообще?
– Замуж выйду, – сказала она, чуть пожав плечами, как будто ее спрашивали о чем-то простом и очевидном.
– Понятно, – усмехнулся он. – А за кого?
– За тебя, – сказала она.
Он приподнялся на локте, сморщился и произнес что-то вроде «ффшшхх!».
– А что? – она снова пожала плечами. – Ты же сам сказал: я красивая и умная.
– Да, – он вздохнул и сел. – Чувство юмора у тебя есть, не откажешь. Ладно, всё, одеваемся.
«Интересно, она всем это говорит или только мне заявила? – думал он вечером, и завтра утром, и потом еще дня три. – Как она посмела? Неужели она всерьез могла предположить? Почему? Нет, в самом деле – почему? Наверное, во мне есть что-то такое. Низостное. То есть наоборот, как бы слишком возвышенное. Типа как у Достоевского. Чересчур этакое. С надрывом. Нет, не может быть. Я нормальный мужик».