Взрослые сказки
Шрифт:
Прошел год, потом второй. Мара больше никогда не открывала тяжелый засов на воротах, даже когда Жиль грозился их сломать. Однажды днем мужчина услышал тихий, но звонкий смех с соседского двора и, подтянувшись, заглянул через забор. Увиденное его поразило: по свежей весенней траве, то поднимаясь на ноги, то снова со смехом падая на попу, пытался ходить маленький мальчик, как две капли воды похожий на него. Чувство, что ощутил Жиль, было сродни панике. Отношения с женой у него давно не ладились, женщина, по горло сытая его упреками, научилась огрызаться и готова была постоять за себя, хорошо понимая, что от этого зависит судьба ее дочерей. Уже не раз она заговаривала о том, что готова уйти от него в любой свободный дом и вести хозяйство одна, благо помощницы подрастали. Поэтому
Дома его, бледного, в дверях встретила жена. Даже не спрашивая, где он был, она, яростно жестикулируя, начала рассказывать, что к ним прибегала соседская девушка, вся в слезах, искала своего сына и даже посмела угрожать, уверенная, что они прячут его у себя. Жиль лишь пожал плечами, предположив, что одинокая Мара, никогда не имевшая своих детей, окончательно сошла с ума. Очень скоро зарядил сильный дождь, и, быстро поужинав, семья легла спать. Мужчина еще некоторое время ворочался, но постепенно убедил себя, что поступил правильно — ведь соседка могла шантажировать его этим ребенком — и заснул. А Мара всю ночь блуждала по деревне и окрестному лесу, пытаясь отыскать своего сына.
На следующее утро младшая дочь Жиля пропала. Она спала на общей кровати между двумя старшими сестрами, и сложно представить, что кто-то мог проникнуть в дом и выкрасть её. Следы ее маленьких ножек еще виднелись на покрытых утренним инеем ступеньках крыльца — но дальше обрывались. Тем не менее у Жиля не осталось ни малейшего сомнения, что это месть Мары, он тут же кинулся к ее дому. Девушка, только-только вернувшаяся обратно, промокшая до нитки, сидела на крыльце и мелко дрожала от холода и рыданий, слез на которые уже не оставалось. Ворота не были закрыты на засов, но она даже не обратила внимания на зашедшего на двор мужчину, пока тот не подскочил к ней, не схватил за плечи и не стал трясти, как грушу, пытаясь выяснить что-то про свою дочь. Когда же Мара, наконец, поняла, что с ее соседям случилось подобное несчастье, она лишь рассмеялась и стала выкрикивать ругательства и проклятья, обвиняя во всем Жиля, который ворвался к ней два года назад.
Испуганный тем, что жена может все это услышать, мужчина затащил ее в дом, но девушка, уже совершенно не в себе, стала кидать в него всем, что попадалось под руку, и кричать еще сильнее. Она, хрипя, затихла лишь тогда, когда его руки сомкнулись на тонком горле, не давая дышать. Жиль оттащил ее тело в подвал, зачем-то поставил на крышку люка тяжелый сундук — и на негнущихся ногах отправился домой, где тут же полез за бутылкой. Жене он сказал, что все обыскал, но дочь не нашел, да и соседку дома не застал, видимо, та куда-то ушла. Жиль так и просидел остаток дня за столом у окна, допивая бутылку и глядя на улицу, где все сильнее расходился холодный дождь. Когда вечерние сумерки уже почти перешли в ночную тьму, он увидел тонкий, согнувшийся силуэт девушки, вышедшей из соседских ворот и, покачиваясь, отправившейся в сторону леса. Мужчину пробил озноб. Он усердно моргал и тряс головой, но, пока тень не растворилась в темноте, он ясно ее видел. Посчитав, что алкоголя с него на сегодня достаточно, Жиль поспешил завалиться спать.
На следующий день заметно потеплело, дожди прекратились, и весна наконец вступила в свои права. Постепенно все забылось. В опустевший дом вселилась молодая пара, Жиль приходил знакомиться с ними, спрашивал, чем они занимаются, и мельком поинтересовался, все ли хорошо с домом. Ему ответили, что тот, хоть и нуждается в небольшом ремонте, но все еще достаточно крепкий, прошлая хозяйка содержала его в чистоте, а в погребе они обнаружили небольшие запасы еды. При упоминании подполья Жиль несколько побледнел, но быстро пришел в себя, когда понял, что Мару они не нашли. И все равно он не мог поверить в то, что видел в тот вечер:
Прошла весна, наступило лето, и в первую же июльскую грозу пропала средняя дочь Жиля. Никто не смог ее найти. А, как только зарядила дождями осень, пришла очередь и старшей его дочери. Оставив безутешную жену рыдать дома (она не могла успокоиться весь день, и это уже сводило с ума), мужчина вышел за ворота, плотнее натягивая капюшон и вглядываясь в темнеющую напротив стену леса. Он почему-то был уверен, что Мара сейчас стоит где-то там и, усмехаясь, смотрит на него. Внезапно в высокой траве на той стороне дороги что-то мелькнуло. Жиль, не веря своим глазам, нерешительно сделал шаг вперед и пригляделся — среди жестких желтых стеблей мелькали темные детские макушки. Мужчина быстрым шагом направился туда, пересек дорогу, раздвигая доходившую ему до пояса мокрую траву, принялся искать детей — и они сами выбежали к нему, окружили, облепили — его три дочери и сын, еле стоявший на ногах, на вид совершенно здоровые, лишь немного бледные и совсем промокшие. На лице у мужчины расплылась нервная улыбка, и тут, почувствовав еще что-то присутствие, он поднял голову. Перед ним стояла Мара, такая же бледная, но совершенно спокойная, она больше не куталась зябко в старую шаль и даже не обращала внимания на то, что промокшее платье прилипло к телу. Жиль застыл, не в силах пошевелиться, даже когда тонкие холодные ладони коснулись его шеи, и все поплыло перед глазами.
Его тело нашли там же, на следующее утро, и удивились тому, насколько иссушенным оно казалось — будто мужчина уже неделю бродил по пустыне и умер от жажды. Люди поговаривают, что в густом тумане или при обильной росе можно увидеть в высокой траве макушки детей, собирающих капли воды, а при сильном ливне появляется сама Мара — и тогда лучше не выходить без особой нужды на улицу.
Как только Дамиан закончил повествование, дверь отворилась, и в дом вошла Рита. У меня сложилось впечатление, что она специально ждала, когда врач расскажет сказку, стоя на улице, под проливным дождем — к тому же, не смотря на накинутый плащ, ее платье действительно все вымокло до нитки и настырно липло к телу, можно было только представить, как девушке сейчас холодно.
— Добрый день, — скидывая капюшон, с легким поклоном произнесла она в сторону Дамиана, и вместе с корзиной, прикрытой вышитой салфеткой, направилась вглубь дома.
— Добрый день, Рита, — как ни в чем не бывало ответил тот, нисколько не удивившись тому, что рыжая обитательница церкви чувствует себя в жилище Эстер, как у себя дома. — Ну, я пойду, — обратился врач уже ко мне и достал из корзины небольшую баночку, заполненную чем-то темно-красным. — Малиновое варенье, отличная профилактика простуды. К тому же, довольно вкусное. Всего доброго.
Проводив Дамиана (и в который раз удивившись тому, что он не задает лишних вопросов), я минуту поколебался, а потом все же направился к комнате Эстер, ставшей внезапно комнатой Риты. Постучал и тут же толкнул дверь, следуя привычке всех, кто хоть раз работал в офисе — ответа не дожидаются, так как он и не предусматривается. Послышалось громкое "шурх" и, прежде, чем я вошел, что-то стрелой пронеслось по комнате, юркнув под одеяло — теперь со стороны кровати на меня со смесью возмущения и испуга взирали глаза Риты, натянувшей покрывало до самого носа. Ее платье висело на спинке единственного стула, до сих пор подпиравшего дверцы шкафа.
Почему-то извиняться я не стал.
— Врач ушел, я хотел позвать тебя греться и пить чай, а то простудишься еще.
— Со мной все в порядке, спасибо, — сдержанно ответила девушка, сгорая от нетерпения, когда же я уйду. Но я даже не собирался.
Вместо этого совершенно наглым образом зашел в комнату, под недоуменный взгляд Риты перекинул через плечо мокрое платье и направился к кровати. Девушка напряглась, но это ничего не решило — в следующую минуту я уже скатывал ее вместе с одеялом в большой возмущавшийся сверток. Знай Рита, что когда-то таким же образом переносили саму Клеопатру, она бы все равно продолжила отбиваться и выворачиваться, но один раз начавшее сползать одеяло разом ее переубедило и заставило лежать смирно.