Взыскующие неба

Сергеева Валентина

И Патрик теперь был для него недосягаем. Старейший и тут показал свою власть, выпустив Кромахи в мир людей не сразу. После той памятной встречи, когда Крылатому был вынесен приговор, Нуаду дал ему время подумать и, может быть, успокоиться. Пока Кромахи думал, на земле сменились три поколения. В Ином мире время текло совсем иначе. Пускай Кромахи и не собирался - может быть - мстить Патрику, но Нуаду все-таки счел нужным придержать Крылатого.

В Скаре Кромахи тоже думал - и почти всегда молчал.

Иногда он хотел покончить разом, отдать себя на милость диких зверей на пустоши или броситься в море с утеса, так ненавистны становились

ему люди с их бессмысленными разговорами, грязными хибарами, шумом, глупыми песнями, странными нуждами. Их точили болезни - Кромахи знал, что даже князь, лучший воин Скары, как бы ни был он крепок, сильно страдал от прежних ран и подступающих старческих недугов. Ни один человек не оправился бы от такой раны, которую некогда получил Кромахи в бою за красавицу Морну; тело у людей заживало медленно, а шрамы не сходили вовсе. Еще их постоянно мучил голод или жажда - Кромахи казалось, что люди непрерывно хотят есть и пить, точь-в-точь животные. Как он удивился, когда понял, что и сам не может больше обходиться без пищи по нескольку дней! Безобразно было убранство их домов, одежда вечно обтрепана, ноги в грязи, украшения никуда не годились по сравнению с теми, что носили девы из свиты Морриган... Когда люди пели, Кромахи едва сдерживался, чтоб не вскочить и не броситься прочь из дома - даже волки, думалось ему, воют приятнее. И эти нестройные выкрики под бренчанье струн или сиплый стон рожка люди смели называть пением! Кромахи вспоминал могучий голос Морриган, разносившийся между небом и землей, подобно звону литой стали, и усмехался украдкой - и в то же время ему хотелось плакать. А какие глупости говорили они, когда рассказывали о случайных встречах с Иным народом...

Кромахи тогда молчал, не вмешивался - чтобы не выдать себя. Он думал: пускай люди тешатся, пусть мнят, что обладают какой-то властью над Старейшими, умением призывать их по собственному желанию, подчинять своим законам. Им невдомек, что на самом деле это Старейшие снисходят к ним, если пожелают - и что любому из Иного народа достаточно щелкнуть пальцами, чтобы от смертного осталось мокрое место.

Люди ничего не знали и не имели никакой власти, разве что над неуклюжими произведениями своих рук, да и то лишь до тех пор, пока не вздумается порезвиться какому-нибудь домовику. Их ничто не охраняло - кроме собственного страха и соблюдения вечных законов жизни.

Не выходи ночью на перекресток. Не оставляй на столе два скрещенных ножа. Не забудь запереть дверь, когда стемнеет. Не выплескивай воду за порог в субботу.

Но Патрик - обычный человек - спас тех, кого проклял он, Кромахи, и вечные законы холмов и пустошей оказались бессильны перед оборванцем, подпоясанным веревкой, и перед той силой, которая стояла за ним, потому что она тоже была вечной. Кромахи догадывался теперь, что эта сила существовала до того, как появились холмы и пустоши. Недаром Нуаду молчал или говорил обиняками... он знал что-то такое, о чем не мог поведать своему крылатому приемышу - тот бы его попросту не понял.

Кромахи думал: люди не знают подлинной свободы и всего боятся - зверей, темноты, друг друга. У них нет Даров. Нет бессмертия или, на худой конец, долголетия, нет телесной крепости и здоровья, нет даже тех мелочей, которые отличают низших от высших, младших от старших, вроде умения видеть в темноте или понимать язык птиц. Как они вообще могут жить в своем убожестве и слабосилии? Кромахи, прежде не пачкавший рук в золе и в навозе, не смеялся над людьми только потому,

что законы гостеприимства обязывали его молчать - как-никак, Скара приютила его, а потому следовало прикусить язык. Нуаду при расставании ничего не сказал Кромахи о том, что будет с ним, если он пожелает возвращения в Иной мир прежде срока. Старейший не воспретил этого... но наверняка рассердился бы. Он отправил Кромахи к людям жить, а не умирать.

Мешало ему и еще кое-что. Он не знал, что станется с ним, если он умрет до того, как получит прощение Старейшего и вернется в свиту Морриган. Хорошо, если Нуаду примет его дух и, невзирая ни на что, возвратит Крылатому прежнее обличье... а если нет? Неужели ему предстоит вечно скитаться в виде ненавистного слуа или просто бесплотной тоскливой тени, которые встречаются на болотах?

И тогда Кромахи решил: так уж и быть, он готов учиться и терпеть. Готов принимать от людей пищу - ведь кормят же они ловчих птиц, привязанных к насестам - и даже не кривиться от насмешливых взглядов. О, каким неумехой должен был казаться им чужак, не воин, не охотник, не мастер, приемыш, которого они взялись кормить и обихаживать из милости...

Старейший был умен. И все-таки Кромахи решился терпеть и ждать - лишь бы Нуаду позволил ему вернуться.

...туда, где ему не позволяли забыть, что он - сын ворСны и смертного. Туда, где из прихоти у него отняли крылья и запретили быть тем, чем он был всегда, не оставив ему никакого выбора, не оставив ничего, кроме безграничного отчаяния.

Однажды под вечер к Грейгу и Айли зашел рыжий Дункан. Пожелав старикам здоровья и спокойного сна, он обратился к Кромальхаду:

– Князь удивляется, отчего тебя до сих пор не было видно в его доме.

Кромальхад удивленно поднял бровь.

– Он не звал меня.

Дункан усмехнулся.

– Неужели правду болтают, что ты сын ирландского короля? Ты пришел к нам, а не мы к тебе. Негоже князю первым посылать к тому, кто ничем еще не успел себя прославить и никому не известен.

– Я приду, - коротко сказал Кромальхад.
– Вот только закончу.

Дункан хмыкнул и ушел. Старики молчали. Кромальхад в тишине обтесал заготовку для миски, отложил ее в сторонку, встал, шагнул к двери... и на пороге столкнулся с Гильдасом.

– Я слышал, тебя хотят видеть в доме князя?
– переводя дух, шепотом спросил тот.

– Да.

– Возьми с собой оружие.

– Ты думаешь, мне придется драться?

– Я думаю, тебя могут испытать сегодня.

Кромальхад смерил лекаря подозрительным взглядом... тот, видимо, не шутил.

Он застегнул на себе пояс с ножнами. Гильдас тем временем уселся на его место у очага и обвел глазами хижину.

– Тебе хорошо живется здесь?

– Мне не на что жаловаться. Меня сытно кормят, и спать мне не жестко. Я доволен моими хозяевами, они хорошо выполняют приказ князя.

Лекарь спросил негромко и словно с усмешкой:

– А они тобой довольны?

Кромальхад пожал плечами.

– Я тоже хорошо выполняю приказ князя.

Гильдас поворошил угли в очаге.

– Я побуду здесь, пока ты не вернешься. Нехорошо оставлять стариков одних.

Кромальхад хотел было спросить "почему?" - и не стал. Лекарю виднее.

Проверив, как ходит в ножнах меч, он шагнул в сумерки за порогом.

Возле дома князя, под навесом, где сушились шкуры, его ждали. Первым навстречу вышел Дункан, за спиной у него виднелись еще двое.