Взыскующие неба
Шрифт:
– Явился-таки?
– спросил Дункан.
– Гордости тебе не занимать... не кланяешься князю, не ищешь места за нашим столом, не приветствуешь тех, кто входит в дом, хотя сам живешь в нем из милости. Кто ты такой, молчун?
– Кромальхад, сын Бронаг, - был ответ.
– Кажется, ты не только заносчив, но еще и труслив, как женщина, - ехидно сказал Дункан.
– Может, поэтому ты носишь имя матери, а не отца?
Меч со свистом вылетел из ножен, два клинка столкнулись - и зычный голос князя произнес:
– Довольно.
Дункан послушно отступил на шаг. Кромальхад остался стоять с мечом в руке.
С
– Меч в ножны, сын Бронаг, - велел князь.
– Я вижу, ты и вправду привык носить оружие и отвечать ударом на удар, не спуская оскорблений. Можешь зайти в мой дом и сесть с равными.
Кромальхад убрал оружие. Несколько мгновений он стоял неподвижно; Дункан и его друзья, чуя затаенную угрозу, положили ладони на рукояти мечей - а вдруг этот странный ирландец решит, что над ним посмеялись, и предпочтет довести дело до конца? Но чужак наконец поклонился князю. Почтительно, хотя и неглубоко.
Тогда Рыжий Дункан дружески хлопнул его по плечу.
– Давно бы так!
Кромальхад, словно через силу, улыбнулся...
После пира он помог Дункану добраться до дома, а сам зашагал к хижине Грейга - прямо, не запинаясь даже в темноте. Гильдас, мешавший что-то в котелке, удивленно взглянул на него, когда тот открыл дверь.
– Вот как? Я думал, после первого пира ты вернешься не раньше утра.
– Многие остались ночевать под столом, - согласился Кромальхад.
– Скажи, лекарь, зачем ты предупредил меня? Зачем велел взять оружие?
– Не хотел видеть тебя униженным, - ответил Гильдас.
– Ты чужой здесь, тебе трудно.
Так Кромальхад обрел место среди равных.
Айли умерла утром. Грейг вечером. Чутье не подвело Гильдаса.
Когда стариков похоронили, он предложил Кромальхаду:
– Перебирайся ко мне. Нехорошо жить одному в чужом доме.
И добавил, не удержавшись:
– Грейг и Айли больше не смогут выполнять приказ князя.
Кромальхад - было видно - задумался, даже как будто хотел отказаться... Но все-таки явился со своими немудреными пожитками и принес с собой оставшиеся после Грейга заготовки. И, как ни в чем не бывало, уселся у очага - резать из чурбачка миску.
Поработав некоторое время, он поднял голову.
– Почему ты позвал меня к себе? Князь тебе ничего не приказывал.
– По-твоему, было бы лучше оставить тебя ночевать под оградой или в сарае?
– Ты жалеешь меня?
– сердито спросил Кромальхад.
Гильдас честно ответил:
– Нет. Но я думаю, что негоже человеку проводить осеннюю ночь на улице.
И присмотрелся: гость держал нож не за рукоятку, а за лезвие.
Гильдаса вдруг осенило...
– Рукоятка рябиновая, - сказал он.
Кромальхад, удивленно приподняв бровь, взглянул на него - и протянул к хозяину руку с ножом. Гильдас понял, что сказал глупость: чужак безбоязненно сжимал в руке железо.
– Произнеси свои заклинания и убедись наконец, что я не дух и не демон, - насмешливо произнес Кромальхад.
Гильдас не выдержал.
– Если ты и человек, то странный. В каждый дом ты входишь как в собственный, не здороваясь и не благодаря, словно оказываешь ему честь. Ты не боишься, что однажды будешь бит за неучтивость, как только закон гостеприимства перестанет тебя охранять? Или
– А что случилось со старым Гэвином?
– с удовольствием спросил Кромальхад.
– Однажды он попросился переночевать к одной вдове, но, вместо того чтобы уйти поутру, прожил у нее всю весну и все лето. И так-то она не разгибала спины, чтобы прокормить голодных ребятишек, а тут еще угождай гостю и неси ему все, что он ни потребует. Соседи советовали ей нарушить обычай и выставить старого плута за дверь, однако вдова только головой качала. Так шло до осени, когда женщины делают из соломы свясла - вязать снопы. Вдова принесла в дом охапку соломы и попросила Гэвина помочь. Она стала подавать ему солому, а он вить из нее веревку, с каждым шагом отступая все дальше назад. Так пятился он, пятился и незаметно дошел до порога, а там возьми и оступись. Мало того что кубарем выкатился во двор, так еще и упал в лохань, куда хозяйка сливала помои для свиньи. А вдова заперла за ним дверь, и никто больше в тех краях не пускал Гэвина ночевать.
Кромальхад усмехнулся.
– Теперь я знаю еще один ваш обычай: если шотландец хочет рассказать историю, он непременно ее расскажет, как бы мало она ни шла к делу.
– Закон гостеприимства чтят повсюду - я думаю, даже и в Ирландии, - не удержался Гильдас.
– Как и право свободного человека постоять за себя?
– Думаю, так.
– У себя на родине, - спокойно сказал Кромальхад, - я долго жил в изгнании за то, что вступился за имя моей матери и ответил ударом на оскорбление. А здесь за то же самое ваш князь впустил меня в свой дом и указал место за столом.
Гильдас помолчал.
– Мне лучше не расспрашивать тебя?
– наконец проговорил он.
– Лучше не расспрашивай.
Глава IV
С утра Энгус повесил на ограду несколько набитых соломой мешков - пострелять из лука. Сначала те, кому нечем было заняться, просто глазели, потом кто-то первым не утерпел и побежал за луком. Когда предложили биться об заклад, Энгус, не любивший ни споров, ни суматохи, только плюнул, перевесил один мешок и отошел в сторонку, предоставив молодым развлекаться в своем кругу. Те, войдя в раж, изощрялись вовсю. Когда надоело дырявить мешки, принялись стрелять в ивовое колечко (не попал никто) и в старый сапог, надетый на палку. Из любопытства - поглядеть, какой лучник из чужака - предложили стрельнуть и Кромальхаду, который до тех пор смотрел на потеху, прислонясь к срубу колодца. Кромальхад не стал ломаться - взял лук, с трудом натянул тетиву до уха, примерился по мешку, но стрелять раздумал.
– Туговат для меня, - запросто сказал он, возвращая лук Дункану. И добавил, как будто с некоторым усилием:
– Ты хороший лучник.
Это понравилось - что признал чужое уменье. И совсем неожиданно было слышать похвалу от Кромальхада, который на любые слова был скуп.
Энгус протянул свой, поменьше.
– Ну-ка, попробуй.
И оценил опытным глазом, покуда Кромальхад целился: "Промахнется... рука без привычки".
Стрела ударила в край мешка, и Кромальхад с усмешкой вернул лук.