Взыскующие неба
Шрифт:
– Его звали Фиах, - поправил он.
Держа в руках деревянный кубок с медом, Кромальхад спросил:
– Значит, ты тоже веришь в этого странного бога? Зачем, если есть Нуаду? Твой Йеса слишком молод, чтобы быть сильным.
– Напротив, он стар. Стар как мир.
– Ну уж не старше Нуаду.
– Нуаду - ребенок по сравнению с ним. Нуаду властен только над этими землями, а Бог над всем миром.
– Так не бывает. Одни боги - в землях франков, другие - в землях римлян. В каждой земле - свои боги, так же, как в каждом королевстве - свой король. Не бывало такого короля,
– Какие же границы защищать королю, который правит всем миром?
– с улыбкой спросил Гильдас.
Кромальхад нахмурился, почуяв свой промах, и потребовал:
– Расскажи мне о вашем боге, который родился от другого бога и от смертной женщины.
Гильдас рассказывал, а Кромальхад внимательно слушал, иногда с легким сомнением, иногда покачивая головой в знак согласия.
– Значит, когда его мать умерла, бог взял ее на небо? Она стала богиней?
– Нет, но ее душа обитает на небе в вечном блаженстве.
– Это справедливо. Она родила ему хорошего сына. Только почему же он позволил привязать себя к кресту и убить? Он не был воином?
– Не удивляет же тебя, что Кухулин позволил женщине поднести ему собачьего мяса, хоть и знал, что это сулит ему смерть?
– Кухулин не был богом.
– Боги тоже умирают.
– Я знаю. Скажи, бог дал своему сыну крылья, чтобы тот поднялся на небо?
– Он мог летать и без крыльев...
– Гильдас вдруг улыбнулся.
– Ты все время об этом спрашиваешь. Уж не думаешь ли ты сделать крылья, чтобы подняться на небо?
– Человеку проще броситься с утеса, чтобы добраться до неба поскорей, - с горечью ответил Кромальхад.
– Что говорит твой бог о тех, кто прежде срока сводит счеты с жизнью?
– Он не принимает их, если они делают это по своей прихоти.
– Значит, человек обречен страдать, пока бог не пошлет за ним смерть?
– Почему страдать? Разве я, Брега или Энгус похожи на страдальцев? Разве ты страдаешь?
– Да!
– резко ответил Кромальхад.
– Ты здоров и крепок, у тебя две руки, две ноги и два глаза, и ты сам говоришь, что твоя совесть не обременена чужой кровью. Почему же ты страдаешь?
– Потому что...
– Кромальхад тряхнул головой.
– Потому что я разлучен со своими родными и друзьями и вряд ли увижусь с ними когда-либо. Тебе этого мало?
– Но они живы?
– Да.
– Утешайся этим.
– Моя родина далеко.
– Но она не захвачена врагом и не опустошена мором?
– Нет.
– Утешайся этим.
– Слабые утешения ты мне предлагаешь, Гильдас.
– Мой Бог предложил бы тебе бСльшее утешение, но ты Ему не веришь.
– Я служу Нуаду.
– Он утешит тебя, когда придет твое время?
Кромальхад молчал.
Брега, сестра Гильдаса, жила в своей хижине одна. Там всегда пахло сухими травами, даже сильнее, чем у Гильдаса - сладковато и удушливо, потому что травы и цветы висели целыми гроздями и пучками, закрывая стены. Бреге уже перевалило за тридцать, но ни мужа, ни детей у нее не было. Мудрые Женщины не вступают в
Брега училась врачевать, составлять зелья, слагать заговоры - об этих ее умениях, во всяком случае, было известно всем - и еще многому другому, тому, что положено знать Мудрой Женщине, но о чем другие могли только догадываться. Тайны женщин священны, а секреты Мудрых - вдвойне. Никому не пришло бы в голову подглядывать и подслушивать, когда Мудрые Женщины, сойдясь в урочный день из разных мест, усаживались в кружок в том доме, который им угодно было выбрать. Иногда это был дом князя, иногда самая бедная лачуга. Они негромко о чем-то разговаривали, суча нитки и усердно работая пестиками в деревянных ступках. Мужчины полушутя говорили, что предпочли бы столкнуться на пустоши с Неблагим двором, чем помешать Мудрым Женщинам во время совета.
Хотя Бреге нужно было прожить еще лет двадцать для того, чтобы обрести полное право голоса в совете, но она уже вышла из ученичества и считалась не по годам рассудительной. Две девушки, некогда поступившие в ученицы к местной Мудрой вместе с ней, не выдержали многолетнего трудного испытания и завели семью. Брега выдержала, хотя и думала иногда с горечью, что добилась редкой чести - именно ее могли поднять с постели до рассвета, когда кому-то требовалась помощь, иная, чем та, которую мог оказать Гильдас. Например, если нужно было принять ребенка.
А еще она могла посреди ночи выйти на пустошь за травами и вернуться живой и невредимой. Хотя, может быть, Брега просто запрещала себе бояться. Говорили, что однажды бродячие огоньки, эти беспокойные духи, направились к ней - и рассыпались, словно от удара, когда она вскинула руку. Брега шагала среди вереска смело, хотя и почтительно, и Иной Народ с улыбкой смотрел на нее - и тихонько уступал дорогу, прежде чем Брега успевала что-либо заметить. В ней, как и во всякой Мудрой, чуяли свою, причастную тайнам холмов и пустошей.
Как почти все Мудрые, Брега почитала Старейших и Нуаду. А потом появился тот человек, Коломба, ирландец, ученик отшельника, праправнук разбойника Ниалла, некогда державшего в плену юношу по имени Патрик. Еще в Ирландии Коломба основал несколько монастырей, а потом отправился в Шотландию и выстроил монастырь на острове Айона. Говорили, что из Ирландии он был изгнан после того, как тайно списал книгу псалмов у настоятеля Клонардского аббатства и отказался отдать копию. Защищаясь перед верховным королем, он объявил, что написанное в книге принадлежит всем, кто способен ее прочесть, что знание нельзя запереть под замок. В жилах Коломбы текла кровь королевского дома; четверо двоюродных братьев поддержали его, и один из них был казнен по приказу верховного короля. Тогда в Ирландии вспыхнул мятеж, и королевское войско было разгромлено в битве при Кул Древне, потеряв три тысячи воинов убитыми. После этого Коломба, чувствуя себя виновным в том, что пролилось столько крови, покинул родину навсегда...