Weird-реализм: Лавкрафт и философия
Шрифт:
36. Полиция штата Массачусетс
«Сначала в ходе дебатов прозвучало предложение оповестить полицию штата Массачусетс, но в конце концов решено было этого не делать, ибо здесь речь шла о феномене, в реальность которого невозможно было поверить, не увидев того, что видели трое ученых мужей, как наглядно показало последующее расследование» (DH 401-402; 134 — пер. изм.).
Постоянно возникающая у Лавкрафта проблема — как объяснить, что столь экстраординарные события, описанные в его рассказах, не становятся мгновенно достоянием общественности благодаря полиции и средствам массовой информации. Он обращается к этой проблеме самыми разными способами. В ряде рассказов университет и отчасти полиция вовлекаются в происходящее («Цвет иного мира», «Сны в ведьмином доме»). В других — правительственные силы действительно одерживают верх и истребляют несущих угрозу монстров, хотя и не дают знать об этом общественности («Мгла над Инсмутом»). Еще в одной истории («Ужас Данвича») СМИ сообщают о происходящем, но подают это как нелепую шутку или помешательство. В другом случае («Шепчущий из тьмы») отправное
Но вот что странно в вышеприведенном пассаже: решение не оповещать полицию штата отменяется буквально на следующей странице. По прибытии в Данвич трое сотрудников Мискатоникского университета «решили обратиться к полицейским, прибывшим сюда из Эйлсбери вскоре после первых телефонных сообщений о трагедии семьи Фрая... их было пятеро и они прибыли в поселок на машине, которая стояла сейчас пустой у руин дома Фрая» (DH 403; УД 136). Полицейские, по-видимому, спустились в овраг, где теперь бродил невидимый монстр, оставляющий следы как от бочонков, и нам остается только сделать вывод, что офицеры были уничтожены.
Нам остается разобрать немного комичные последние слова: «...Как наглядно показало последующее расследование». Рассказчик не вдается в детали, а просто намекает, что полиция штата так и не поняла некоторых вещей в ходе последующего расследования ужасных событий. Однако, учитывая вероятную судьбу пяти офицеров, спустившихся в овраг, вряд ли полиция штата Массачусетс полностью проигнорировала историю.
37. Призрачный, инфрабасовый тембр
«Было бы ошибкой называть их звуками — столь многое их призрачный, инфрабасовый тембр говорил напрямую смутному вместилищу подсознания и ужаса, куда более чувствительному, чем ухо, но все-таки, по форме, это были бесспорные, хотя и смутные полуартикулированные слова» (DH 411; ДУ 203-204 — пер. изм.).
Уже встретившись с цветом, который был цветом «только по аналогии», теперь мы имеем дело со звуками, обладающими столь же ускользающим качеством. Это были «глубокие, надтреснутые, грубые звуки... человеческие органы не в состоянии породить такое акустическое извращение» (DH 411; ДУ 203). Как и цвет иных миров, звуки с вершины холма не изымаются из человеческого доступа. Они хорошо доступны нам, однако каким-то образом слишком тревожны, чтобы их можно было с легкостью постичь или категоризировать как нормальный звук. Мы слышали о негативной теологии, но Лавкрафт мастерски владеет совсем другим искусством: негативной психологией, «Это был цвет, но только по аналогии... Это был звук, но не в обычном смысле слова звук».
Но здесь, как всегда, описание не полностью негативно: старый добрый трюк «нельзя описать человеческим пером» уже был отброшен Лавкрафтом как банальность, и он не шутил. Вместо этого Лавкрафт всегда дает нам какое-то указание, где искать ускользающую реальность, даже когда он обрывает собственные описания. Словосочетание «инфрабасовый тембр» (infra-bass timbre) — как раз такой случай. Здесь нам говорят, что мы ищем звук, находящийся где-то в нижнем регистре, но также заранее предупреждают, что это не совсем бас. Это, скорее, «инфрабас», как бы выходящий за пределы нормального акустического регистра человеческого слуха. Добавление дополнительной характеристики «призрачный инфрабасовый тембр» уже знакомая нам тактика. Лавкрафт не может сделать не-звуковой звук убедительным, не разделяя с нами наше исходное неверие в его существование, и говоря нам, что он «призрачный», он подтверждает, что сам столь же недоверчив, как и мы. Помимо того, звук воздействует на «смутное вместилище подсознания и ужаса, куда более чувствительное, чем ухо» — на примитивные ощущения, которыми мы и не знали что обладаем. Невзирая на крайне примитивный характер звуков, они принимают форму слов. Но даже это остается несколько сомнительным, поскольку это «бесспорно, хотя и смутно» — сочетание прилагательных, редко встречающихся вместе.
Уже увидев, чего Лавкрафт может достичь, вводя цвета и звуки, едва являющиеся цветами и звуками, соблазнительно задаться вопросом, что он мог бы сотворить с другими чувствами: «Было бы ошибкой назвать это вкусом, — столь многое этот призрачный, суб-соленый привкус говорил напрямую смутному вместилищу подсознания и ужаса, куда более чувствительному, чем язык, но все-таки, по форме, это были бесспорные, хотя и смутные разложившиеся пряности». Или так: «Этот запах описать было почти невозможно; да и вообще, назвать это запахом можно было только по аналогии». Возможно, эту технику можно распространить и за пределы пяти чувств, в поле повседневных объектов: «Было ошибкой назвать их стальными балками, — столь многое выдерживаемое
Шепчущий из тьмы
Эта повесть была закончена в сентябре 1930 года, более двух лет спустя после написания «Ужаса Данвича». В промежутке Лавкрафт был занят бракоразводным процессом в Род-Айленде и туристическими поездками в Южную Каролину, Вирджинию и Квебек. Он также начал переписку с автором саги о Конане-Киммерийце, коренным техасцем Робертом Е. Говардом; эта переписка продлится до самоубийства Говарда, за девять месяцев до смерти самого Лавкрафта от рака. Журнал Weird Tales купил «Шепчущего из тьмы» за $350 — солидное повышение по сравнению с предыдущим личным рекордом Лавкрафта, $240 за «Ужас Данвича».
В этой повести Лавкрафт возвращается к изложению от первого лица — от лица Альберта Уилмарта. Этот герой преподает литературу в Мискатоникском университете, профессорско-преподавательский состав которого должен занимать первые места среди талантливых, но невезучих академиков всего мира. Штат Вермонт переживает ужасающее наводнение в ноябре 1927 года. Многочисленные свидетели наблюдают в воде странные тела и клянутся, что они не принадлежат к человеческому роду. Это ведет к дальнейшему распространению слухов о странных тварях, замеченных в разных концах Новой Англии. В трех газетах Новой Англии разгораются оживленные дебаты, в которых Уилмарт занимает скептически-рациональную позицию и в насмешливом тоне говорит о тех, кто верит в мифы и слухи о монстрах. В результате этого общения Уилмарт получает письмо от читателя по имени Генри Эйкли, живущего поблизости от Братлборо, штат Вермонт. Это приводит к леденящей кровь переписке, которая заставляет Уилмарта против своей воли поверить в то, что крабообразные грибоподобные создания из дальнего космоса скрываются в холмах Вермонта, где добывают некие особые минералы, не встречающиеся на других планетах. В конце концов Уилмарт отправляется в Братлборо, не подозревая, что Эйкли уже порабощен инопланетянами: его мозг извлечен из тела и помещен в металлический цилиндр для транспортировки на Юггот (известный нам сегодня как Плутон). Уилмарт едва избегает той же судьбы, бросившись прочь из дома и совершив побег на автомобиле.
38. Ущелья, которых избегали даже волки
«Этих тварей редко когда удавалось увидеть воочию, и свидетельства их существования передавались теми, кто некогда отважился зайти на самые дальние склоны гор или спуститься в глубокие горные ущелья, которых избегали даже волки» (WD 417; ШТ 301).
Лавкрафт как личность ни в коей мере не был противником науки или просвещения. Тем не менее его рассказы свидетельствуют, что, будучи доведенными до предела, наука и просвещение приводят к выводам, пугающе сходным с откровениями, уже предлагавшимися мистиками и теософами. В этот пестрый авангард передовых визионеров входят даже необразованные диковинные моряки, хотя высокомерные лавкрафтовские рассказчики отмахиваются от них, считая низшими существами. В ранг просвещенной элиты вводится даже одна ведьма: «...Пожилая городская обывательница из семнадцатого столетия была наделена... способностью проникать в такие глубины математики, какие, быть может, были недосягаемы для в высшей степени передовых изысканий Планка, Гейзенберга, Эйнштейна и Де Ситтера» (WH 656; ВД 232-233 — пер. изм.). Но в некоторых случаях высшим знанием обладают даже животные, например волки из пассажа выше. Поскольку волки обычно считаются бесстрашными, избегание ими определенных «глубоких горных ущелий» должно вызывать серьезное беспокойство относительно этих мест.
Просвещенные, рациональные люди смотрят свысока на все скрытые, или оккультные, качества и предоставляют конкретные подтверждения своим выводам. Тем самым просвещенным людям удается отбросить большинство наивных суеверий прошлого. Но они слишком увлекаются своим интеллектуализмом, а это значит, что их завораживают поверхностные качества вещей. Только когда эти качества претерпевают кошмарные изменения, например при встрече с неописуемыми идолами, или «цветом только по аналогии», или «призрачным инфрабасовым тембром», мы постепенно приходим к осознанию факта, что космос рвется по швам. Животные, напротив, более глубоко, хоть и спорадически, контактируют с сутью вещей. Это широко распространенный троп как в жизни, так и в литературе: лай или рычание домашних животных часто выдает сомнительных, скрытных личностей задолго до того, как люди что-то заподозрят. В «Цвете иных миров» лошади плохо реагируют на события, происходящие на ферме Гарднеров, более остро ощущая, что поблизости что-то не так. В «Ужасе Данвича» домашние животные так ненавидят Уилбера, что ему приходится носить при себе огнестрельное оружие: «Неприязнь собак к нему стала притчей во языцех, и он вынужден был вооружиться пистолетом, чтобы безопасно расхаживать по округе» (DH 377; УД 104). Во «Мгле над Инсмутом» мы узнаём от билетера, что жителей Инсмута животные тоже недолюбливают: «...Раньше, когда еще не было автомобилей, у них лошади часто бесились» (SI 591; МИ 296). И, пожалуй, лучший пример, где собаки действительно оказываются проницательнее людей, находим в «Хребтах безумия». Говоря о реакции собак на недавно извлеченных полурастений-полуживотных Старцев, профессор Лейк передает по радио: «Извлекли их на поверхность, собак отвели подальше. Они на этих тварей так и кидаются» (ММ 499; ХБ 480). Профессору Лейку следовало бы прислушаться к собакам. Старцы вскоре просыпаются от тысячелетнего сна и убивают всех — и людей, и собак. Я не могу вспомнить ни одного случая у Лавкрафта, когда животные ошибались. Их инстинктивные реакции прорываются через обманчивую внешнюю поверхность вещей и входят в смутный контакт с самими вещами.