Weird-реализм: Лавкрафт и философия
Шрифт:
Приглядимся к этому пункту внимательнее. Во-первых, легенда о Цатоггуа, творение Лавкрафта, приписывается гиперборейцам, которые упоминаются у историков (во всяком случае, у Геродота). Это добавляет необходимой весомости и достоверности тому, что в противном случае было бы смешным со стилистической точки зрения пассажем. «Бесформенный Цатоггуа», смутно напоминающий «слепого безумного бога Азатота», уже достаточно плох. Но затем этот бесформенный Цатоггуа кажется столпом здравого смысла у пределов непроглядной тьмы: это жутковатое «половинчатое существо» должно быть добрым дядюшкой по сравнению с хуже чем бесформенными отпрысками звезд, с которыми он каким-то образом связан. Эти еще более ужасные существа «размыты и все же источают дьявольскую власть внушения» в трех смыслах. Во-первых, они как-то связаны с половинчатым существом. Во-вторых, хотя это половинчатое существо всего лишь бесформенно, они еще «хуже», чем бесформенное. В-третьих, их описание очень странно — отпрыски звезд; мы,
Мгла над Инсмутом
Джоши верно замечает, что «только во „Мгле над Инсмутом“ Лавкрафту удалось создать ярко выраженную атмосферу таинственного распада: благодаря живописному языку этой повести, мы почти ощущаем запах разлагающейся рыбы, видим физические уродства жителей и следы обветшания целого города»[94]. Повесть была написана в 1931 году и впервые опубликована в виде книги в 1936 году с четырьмя не очень хорошими гравюрами Фрэнка Утпатела, выполненными в поп-экспрессионистском и отчасти в поп-кубистском духе.
Рассказчик, молодой человек, только что окончил первый курс Оберлинского колледжа и теперь путешествует по Новой Англии. Он хочет попасть из Ньюберипорта (реальный город) в Аркхем (вымышленный), но решает сэкономить деньги на железнодорожном билете. Билетер на станции советует поездку на автобусе, но предупреждает, что рейс идет через Инсмут, городок, которого жители Ньюберипорта избегают. Там же рассказчик узнает множество любопытных фактов об Инсмуте, и, чтобы получить более подробную информацию, посещает библиотеку и местное историческое общество, где видит зловещую золотую тиару, украшенную мрачными рельефами на морскую тематику — предмет был обнаружен в окрестностях Инсмута. На следующий день он в одиночестве едет на автобусе до Инсмута. В уродливой внешности водителя, Джо Сарджента, заметны признаки вырождения. Впоследствии рассказчик выясняет, что большая часть населения Инсмута наделена подобными дегенеративными чертами, или, как он это называет, «инсмутской внешностью». После недолгого осмотра городка рассказчик выманивает местного пьяницу Зейдока Аллена на набережную и проводит там около двух часов, подпаивая старика контрабандным ликером. В конечном итоге Аллен рассказывает о соглашении, заключенном Оубедом Маршем (ключевая фигура в ранней истории Инсмута) со странными обитателями тихоокеанских островов. Марш убеждает горожан отказаться от христианства в пользу языческого культа, известного под названием «Тайный орден Дагона» и отдает распоряжение нескольким семействам спариваться со странными гибридными существами из моря. Внезапно Зейдок кричит, что за их разговором следят с отдаленного рифа, призывая рассказчика к бегству.
История Зейдока не вызывает большого доверия у рассказчика. Но по возвращении на автобусную остановку ему сообщают, что автобус, к сожалению, сломался и что молодому человеку придется провести ночь в «Гилман-хаусе», мрачной инсмутской гостинице, постояльцы которой порой становились свидетелями очень странных разговоров. Ночью неизвестные пытаются проникнуть в комнату рассказчика, но ему удается бежать через дверь в смежную комнату и спрыгнуть на крышу соседнего здания, склада. Оттуда он бежит из Инсмута, сначала имитируя «шаркающую» походку местных жителей, а затем продвигаясь по заброшенной железной дороге и перепрыгивая через опасный провал на мосту. За городом он видит большую группу жителей, пытающихся выследить его. Когда они переходят рельсы неподалеку от рассказчика, тот замечает их нечеловеческие тела, отвратительную хромоту, безобразные наряды. Рассказчик теряет сознание. Очнувшись на следующее утро, он покидает предместья города и сообщает о случившемся властям. Как сообщалось в начале повести, федеральная полиция после семимесячного расследования атакует город, разрушает множество зданий и подрывает торпедами прибрежный риф. Многочисленных жителей Инсмута помещают в концентрационные лагеря, но даже либеральные организации перестают протестовать после того, как им показывают узников. В заключении рассказчик приходит к выводу, что он сам — по одной из ветвей своего фамильного древа — происходит от рыбожаболюдей. Проходит время, и его глаза становятся все более и более похожи на немигающие очи инсмутцев. Он подумывает о самоубийстве, но под конец повести свыкается со своей общностью с рыбожабами, которые так и не были до конца уничтожены силами федералов.
64. Либеральные организации присмирели и затихли
«Негодующие выступления либеральных организаций спровоцировали долгие кулуарные дискуссии, после чего представителей общественности пригласили посетить ряд неких лагерей и тюрем. И в итоге все эти общества удивительным образом быстро присмирели и затихли» (SI 587; МИ 290).
Федеральная полиция организует крупный рейд в Инсмут: «Нелюбопытные обыватели сочли эти облавы очередным эпизодом сумбурной войны с алкоголем. Те же, кто более пристально следил за новостями, однако, были поражены лавиной арестов, пугающей численностью вооруженных отрядов, брошенных производить эти аресты, и таинственностью дальнейшей судьбы арестованных» (SI 587; МИ 289). Затем множество арестованных куда-то исчезают, либералы выступают
В большинстве рассказов Лавкрафта страшная правда известна немногим, и эти немногие либо защищают ее от широкой публики ради блага последней, либо делают ее достоянием публики, но сталкиваются со скепсисом (как в случае с газетным фельетоном о данвичевской истории в Associated Press [DH 394; УД 135]). «Мгла над Инсмутом» — единственный случай у Лавкрафта, где заговор правительства столь детально проработан и хорошо обоснован, что даже либеральные и правозащитные организации молчаливо соглашаются с созданием концентрационных лагерей. В «Хребтах безумия» опасность заключалась в том, что власти знают слишком мало, но рискуют узнать слишком много. В случае Инсмута все устроено противоположным образом: правительство уже знает слишком много и предпочитает, чтобы публика знала как можно меньше.
65. Хлюпающий голос
«Ему почудилось, что лопочут иностранцы, но, по его словам, больше всего его напугал один голос, который время от времени вступал в разговор. Голос этот звучал так ненатурально — как он выразился, был похож на хлюпанье — и так страшно, что он не смог даже раздеться и лечь в кровать» (SI 592; МИ 296).
Билетер сообщает рассказчику о вызывающих ужас впечатлениях фабричного инспектора, который останавливался в «Гилман-хаусе», единственной гостинице в Инсмуте. Работник станции переубеждает рассказчика, который собирается переночевать в Инсмуте: лучше бы молодой человек остановился в Ньюберипорте и поехал на автобусе до Инсмута в 10 утра, а затем в 8 вечера пересел на автобус до Аркхема. Это предупреждение уже подготавливает нас к событиям следующего вечера в Инсмуте, когда Джо Сарджент имитирует поломку автобуса. Рассказчик вынужден остановиться в «Гилман-хаусе», где ночью его пытаются убить.
Самое интересное в этом отрывке — «хлюпающий» голос, хорошая характеристика для зловещих и преображенных морем персонажей из Инсмута. В других старших текстах Лавкрафта чудовища создают ощущение чего-то внеземного. Однако существа из Инсмута целиком земного происхождения, точнее, они происходят из океана, покрывающего три четверти Земли. В зоологическом смысле они недалеки от уже известных нам видов, которые в естественных условиях не скрещиваются и представляют собой непотребную помесь человека, рыбы и жабы. Замечания рассказчика о водителе автобуса Джо Сардженте дают нам первое представление о них: «И весь он был какой-то скользко-маслянистый, что лишь усугубило мою неприязнь. Он явно изо дня в день только и делал, что крутил руль своего автобуса да шатался по рыбным складам, о чем можно было судить по исходящему от него сильному запаху рыбы» (SI 598; МИ 305). Если прибавить к этому типичные для Инсмута признаки — немигающий взгляд, овальная голова, нескладные руки, гигантские стопы — получается образ инсмутца, в котором уже смутно различимы несомненные черты рыб и жаб.
Но хлюпающий голос интересен еще и с точки зрения стилистики. В этом описании мы находим замаскированную лавкрафтовскую дизъюнкцию вроде «хихиканье или шепот», но здесь один из терминов остался неназванным. Обратите внимание, билетер не сказал: «Язык бессилен описать голос из соседней комнаты, но казалось, что в нем можно различить некоторые звуки, напоминающие хлюпанье». Это была бы классическая лавкрафтовская аллюзия на неименуемое. Но вместо этого Лавкрафт напрямую сообщает, что голос был хлюпающим (хотя авторская формулировка довольно расплывчатая — «похожий на хльюпанье»). Проблема не в том, что свойства голоса слишком глубоки и не поддаются описанию, а в том, что это довольно ясное описание трудно совместить с другим очевидным аспектом ситуации: мы имеем дело с голосом человека, который очень редко или вообще никогда не приобретает хлюпающие обертоны. Вот как можно переписать отрывок: «Ему почудилось, что лопочут иностранцы, но, по его словам, больше всего его напугал один голос, то ли хлюпающий, то ли человеческий, который время от времени вступал в разговор». Здесь мы видим классическую дизъюнкцию Лавкрафта, но несбалансированную, поскольку в человеческом голосе нет ничего удивительного. Таким образом, нам предлагается вообразить нечто среднее между голосом человека и хлюпаньем. Это гораздо проще, чем представить себе цвет, который будет цветом только по аналогии, но тем не менее возникает тревожное ощущение.
66. Неизвестная расовая или национальная традиция
«Все прочие произведения искусства, какие я видел когда-либо ранее, либо были созданы в известных традициях культуры той или иной расы или народности, либо же представляли собой нарочитые модернистские отклонения от любых узнаваемых норм. Но эта тиара не была ни тем ни другим. Ее, несомненно, создали в какой-то канонической технике, доведенной до высочайшего уровня совершенства, но эта техника была абсолютно далека от любого... стиля из тех, что я знал или чьи образцы я видел» (SI 595; МИ 301).