With the sun
Шрифт:
Драко скосил глаза на сунутую ему под нос чашку и рассудил, что спрашивать, зачем и что это, не имеет никакого смысла; по виду и запаху похоже было на обычное снотворное. «Даже если туда что-нибудь не то добавлено, Многосущная вещь поможет». Он безропотно выпил и погрузился в самый обычный сон. Правда, его мучили кошмары: виделось лицо Лауза, склонённое к лицу самого Драко, Гарри, целующийся с Колином Криви; снилось изнасилование - не боль, но животный, утробный ужас, отчаяние и дикая, исступленная паника.
Дни, наверное, шли за днями. «Наверное» - потому что Драко будили через какое-то время, кормили и снова поили
– Но ведь тогда то был я, а не посторонняя мразь… Гарри всё понял в конце концов…». Всё чаще он впадал в апатию, уходил в себя всё глубже во время кратких периодов бодрствования, безразлично подчиняясь приказам Лауза: «Сядь», «Ешь», «Пей».
Гарри застилал всё остальное; Драко приходилось прилагать сознательные усилия, чтобы помнить, кто такой этот невероятно, дух захватывающе прекрасный парень, чьё лицо - смеющееся, плачущее, спящее, удивлённое, саркастичное, восхищённое, скептическое, мечтательное - заполоняло весь мозг блондина. Без усилий он помнил только, что любит зеленоглазого чарующего брюнета и хочет быть с ним всегда; всё прочее ускользало от Драко, будто оно умело летать, а сам он должен был сломя голову бежать за своими же воспоминаниями по свежему льду и всё время поскальзывался, терял из виду то, что догонял, скользил, падал…
Однажды Драко снова разбудили; он, как обычно, открыл ничего не выражающие глаза и застыл. Делать что-либо самому ему не хотелось - не будь дыхание автоматическим, он бы и этого не делал; и распоряжений со стороны по поводу чего бы то ни было не поступало.
– Надо сказать, выглядишь ты не на миллион галеонов, - критически заключил Лауз, оглядев Драко.
– Хотя всё равно очень даже возбуждающе…
Впервые за несколько дней сквозь апатию Драко пробилась эмоция; это был страх.
– Ого, как живо ты реагируешь на косвенные упоминания о сексе, - неприятно улыбнулся Лауз.
– Должно быть, за неделю ты успел по нему соскучиться…
«Неделя, значит…»
– Твой драгоценный Поттер получил вчера утром ту самую прядь твоих волос, - было сообщено с некоторым садистским удовлетворением и самодовольством.
– Полагаю, он деморализован и обессилен.
Особой радости Драко эта новость не принесла; он ещё помнил, кто такой Поттер, потому что все его кошмары об изнасиловании сопровождались отчаянным криком, которого не было в реальности: «Га-арри!! Гарри-и-и-и! Гарри-и!! Поттер!!! Га-арри-и-и-и!!..», но отчего-то черноволосый парень не приходил на помощь и не приходил. Блондин продолжал ждать и надеяться, всё время, пока видел сны, и только эти надежда и любовь спасали его от окончательного превращения в страдающего аутизмом. И идея деморализовать
– Я всё ещё думаю, что же ему послать сегодня… - раздумчиво протянул Лауз, глядя на Драко.
Под этим взглядом слизеринец отполз в угол кровати и сжался в комочек.
– Ты так мило смущаешься… - «смущаюсь?!?!?!!!».
– Иди сюда, Драко…
«Х* * тебе…». Мысль была тоскливой, потому что в мозгу Драко уже набатом грохотала паника, и жгло отчаяние. «Он сильнее. Он всё равно добьётся своего, как уже раз добился».
Лауз опрокинул Драко на кровать. Блондин, внутренне сжавшись, лежал неподвижно и тупо смотрел в серый потолок.
– В прошлый раз ты вёл себя интереснее, - в голосе Лауза явственно звучало недовольство. Слизеринец не подавал внешних признаков жизни.
Без предупреждения Лауз отвесил Драко оплеуху - в глазах искры полетели, голова мотнулась к стене, Драко ударился виском. Боль пауком распустила сети под черепной коробкой.
– Зачем?
– блондин не мог сдержать голос, но мог сдержать слёзы, и голос дрожал от этого.
– Я ведь не сопротивляюсь…
– Ты боишься боли? А быть может, как раз она тебе и нужна?
Ещё удар - кажется, там у человека располагаются почки. Ещё. Точные, почти профессиональные удары. Скула Драко была рассечена, рот наполнился горькой слюной. Слизеринец мимоходом предположил, что вскоре у него может пойти кровь горлом и носом, но мысль была слишком трезвой и логичной, чтобы надолго задержаться в смятенном сознании. Дышать было трудно, на глаза навернулись слёзы. Драко сидел, обхватив себя руками и низко опустив голову; спутанные грязные длинные волосы закрывали его спереди до колен. Из разбитой губы непрерывно капала, почти что текла кровь, падая на бедро и стекая по нему на когда-то чистую и накрахмаленную простыню. Кап. Кап. Кровь была горячей, как боль во всём теле. Лауз вздёрнул подбородок Драко.
– Ну как, ты стал бодрее?
Драко смотрел на него, и губы слизеринца дрожали. Он был сломлен, растоптан, уничтожен - но его всё равно били и хотели уничтожать раз разом, снова и снова.
Не дожидаясь какого-то ответа, Лауз улыбнулся:
– Ты боишься. Ты так живо боишься меня, лорд Малфой!
Драко, не выдержав, мотнул головой, пытаясь высвободить подбородок из жёстких пальцев, но был немедленно опрокинут на кровать [«руку вывернуло… левую…»] и прижат к ней. Безо всяких предупреждений или прелюдий Лауз вошёл в него, пройдясь, как бритвой по не до конца зажившим ранам с прошлого раза.
«Определённо, это уже становится несколько однообразным».
По меркам Драко, прошла вечность, прежде, чем Лауз кончил. Очередная вечность, где он уже не чувствовал боли - он плавал в каком-то красноватом мареве, выпивающем силы; возможно, это и было болью, но блондин не испытывал ни малейшего желания выяснять точно.
– Ты так же хорош, как и в прошлый раз, - донеслось до Драко. В мозгу блондина билась одна мысль - и он закрывал глаза, чтобы они не выдали его - «Бежать! К Гарри… к Поттеру… бежать отсюда». Логика его была проста: Поттера деморализует и обессиливает то, что он, Драко, находится во власти Лауза. А обессиливать и деморализовывать Поттера нельзя ни в коем случае, потому что Драко его любит. Значит, нужно сбежать от Лауза и добраться до Поттера, чтобы сказать ему, что волноваться не нужно.