X-avia
Шрифт:
принадлежит только нам. По вечерам я что-то печатаю в своем ноутбуке, потому убираю
его на стол, чтобы заварить чай, Дантес меня опережает, он приносит две кружки чая,
ложится на диван и кладет голову мне на колени, и я вынуждена убрать ноутбук с колен,
перестать печатать. Мы засыпаем тихо, вымученно после полных забот дел (надо купить
чайник, френч-пресс, приборы, посуду – в новую квартиру, бог мой, на что же все это
покупать?). Мы тихо разговариваем,
холл курить. Однажды мы бежим через всю старую часть Большого Города, чтобы к
шести часам вечера успеть занести шесть авторских экземпляров романа Аякса моему
издателю и душеприказчику Максу Броду, дабы отвезти их в Книжную Палату, конечно
же, мы не успеваем, слишком уж внушительное расстояние приходится преодолеть, мы
сворачиваем, идем на Центральную Платц, улыбаемся нашему родному Шпилю, потом
заходим в очередной торговый центр, берем мороженое (у нас есть деньги только на
мороженое, поэтому в кафе мы даже не заходим), меняемся, например, если я ем
карамельное до середины, а потом отдаю его Дантесу, который, в свою очередь, догрыз
половину фисташкового, и теперь оно достанется мне.
Меня то и дело душат слезы у витрин бутиков, в которых мы с Б. себе что-то когда-
либо покупали. Зато с Дантесом очень живо обсуждается литература, пусть он в ней и не
смыслит, но схватывает на лету всё про ЛЕФ, циклические и кумулятивные сюжеты, три
единства в драме классицизма. Я учу его немецкому языку, он корявенько запоминает
местоимения. Дантес варит суп и заставляет меня его есть, потому что «это полезно для
здоровья», он размешивает за меня сахар в кофе. Мы спим мирно, без сновидений.
Хихикаем на тему куртуазной Франции.
Без сомнения, излюбленная тема для обсуждений – то, через какие муки пришлось нам
пройти, сколько препятствий одолеть, чтобы, наконец, быть вместе. То часами
переговаривая все подробности, то из суеверного ужаса налагая табу на эти пересуды, мы
дрожим спаянными в перекресте пальцами под уже остывшим августовским небом,
провожая лето, вступая в осень побитой, едва склеенной парой, мы трясемся от холода
под первыми дождями, пряча любимые лица в воротники друг друга, закрывая их от
враждебных порывов ветра.
В последний день августа гравер вырежет на серебряном кольце Дантеса, моем
подарке, инициалы «A.I.E.», с одной общей буквой на двоих. То же самое было
выгравировано на моем медальоне, внутри которого я носила связанные пряди наших
волос. Мы обвешивались талисманами, оберегами, письменами, призывавшими убедить
нас же самих в долгожданном обладании объектом
Они все писали о нас, так скажет мне Дантес. На саму любую букву. Возьмем хотя бы
Ш. Все на «Ш» писали про нашу любовь: от Шекспира до Шуфутинского. И все
остальные тоже – тоже о нас.
В автобусе после стажерских полетов Серега, общий друг из нашего отделения,
фотографирует меня с Дантесом на мобильный телефон. Мы оба в черных пиджаках, в
белоснежных рубашках, Серега смотрит в объектив и радостно кивает головой:
«Шикарно, ребята, вы молодцы!» Вернувшись в номер, я включаю компьютер и
обрабатываю фотку в каком-то графическом редакторе, потом мы распечатываем ее и
ставим в рамку, которую я купила в первый день нашей совместной жизни. Я
пришпиливаю ровными печатными к фото два слова: immer zusammen.
Нам удается найти сдающийся в аренду дом, где-то очень далеко от Большого Города,
но зато рядом с аэропортом. Он находится в поселке «Черные Сады», у деревни
«Заборье», совсем близко к Горе. Надо же, мы будем жить у подножия Горы в каком-то
поселке, это так захватывающе. На день сдачи экзамена планируется наш окончательный
переезд.
Однако, не все идет гладко. Переехать нам удастся, в рюкзаке прольется солеными
чернилами соевый соус, и мы изгваздаем все вещи, будем отстирывать их и
пересмеиваться; у нас будет аскетичный набор кухонной утвари; мы будем жаждать
скорее въехать в дом, чтобы обрести собственную крышу над головой. Дом – это уже
последняя стадия общности. Ложкой дегтя выйдет только начало сентября, когда ни я, ни
Дантес не сдадим экзамен, и не станем бортпроводниками.
«Schmerz und Angst», оплатив нашу учебу и заключив с нами договор еще в начале
лета, предложит нам временно перейти на иную должность, пока не возобновится набор и
не созовут экзаменационную комиссию еще раз. А пока что нас определяют в цех
бортпитания. Расфасовывать еду на конвейере.
Известие хлестануло плеткой под коленями. Мы падали все ниже и ниже, хватаясь за
клочки облаков, за которые нам оказалось не под силу подняться профессионалами. Мы
падали ниже, теперь уже натурально в тартарары, в подземелье пищевых мануфактур,
раскинув руки, и по старой привычке делая вид, что это крылья. Фасовать обеды для
пассажиров, считать, укладывать, завод, печь, мгновенная заморозка – вот в чем я решила
найти себе отныне применение. Пока мы будем там вместе, мечтать о втором наборе и
пересдаче экзамена, чтобы, наконец, физически подняться выше всех крыш, шпилей и