Xамза
Шрифт:
– А разве вопрос защиты жизни наших людей от вооруженных бандитов стоит сейчас менее напряженно?
– Для этого и существуете вы и ваша грозная организация - карающий меч революции.
– Но если мы видим, откуда исходит вооруженная угроза Советской власти, а нам говорят, что по дипломатическим соображениям эту угрозу ликвидировать нельзя, как же нам дальше работать? Следить за каждым паломником отдельно? Ни людей не хватит, ни средств.
– Влиять на дипломатические отношения я не могу. Это не в моей власти. А средства
– Значит, государственная власть отказывается помочь нам официально ликвидировать зарубежный канал к усыпальнице святого Али?
– Повторяю, это вне наших возможностей.
– Тогда мы ликвидируем его сами.
– Каким образом?
– Дадим приказ по военному округу - закрыть границу для религиозных экскурсантов.
– Паломники начнут скапливаться с той стороны...
– И самые нетерпеливые, которых ждут тут у нас "молиться"
с кинжалом в зубах, полезут через границу по горам и ущельям.
И попадут в наши руки.
– Вы взвалите на нас много дополнительной и ненужной работы. Пойдут жалобы, протесты, ноты. Придется давать объяснения, писать десятки бумаг...
– Но пока на нас не взвалено слишком много ненужной работы. И речь идет не о бумагах, а о человеческих жизнях.
– Границу потом все равно придется открывать для паломников. Дипломаты добьются этого.
– И снова закрыть...
– Что же мы так и будем создавать друг другу дополнительные трудности в работе?
– А у нас, по моим наблюдениям, некоторые организации и работники только этим и занимаются.
– Меня вы, товарищ Пулатов, тоже причисляете к такого рода работникам?
– Вас, товарищ Ахунбабаев, не причисляю. Вы же не дипломат.
– Но как представитель государственной власти невольно разделяю дипломатическую точку зрения.
– Выходит, мы оба правы...
– И в то же время противоречим друг другу...
– Наш разговор, наверное, можно было бы назвать ярким примером ведомственных противоречий. Но это было бы смешно.
– Почему?
– У государственной власти не должно быть противоречий с отдельным ведомством. Интересы государственной власти должны быть всегда выше интересов любого ведомства.
– Наш разговор стоит того, чтобы перенести его в Центральный Комитет партии республики.
– Надеюсь, там будет найдена позиция, которая устроит нас обоих.
– Разумеется, без всяких личных обид и претензий?
– Безусловно.
– А ведь это, пожалуй, хорошо, что в высшей партийной инстанции мы всегда видим высшую форму истины...
– Товарищ Ахунбабаев, у меня к вам последний вопрос.
– Слушаю вас, товарищ Пулатов.
–
– Да, поступал. Я поручил проверить его заместителю народного комиссара просвещения Алчинбеку Назири.
– Он доложил вам результаты проверки?
– Конечно. Сигнал оказался ложным... То есть не то чтобы совсем ложным, но некоторые вещи были там сильно преувеличены. У меня есть письменные объяснения Назири.
– Я не мог бы познакомиться с этим документом?
– Пожалуйста...
– Кстати, вы слышали о конфликте, который произошел между Назири и Хамзой?
– Слышал. Они, кажется, уже помирились.
– Меня здесь заинтересовал вот какой момент... Мой старший брат в молодости был другом Хамзы. Он очень много рассказывал мне о нем. И Хамза с детских лет был для меня, если так можно сказать, абсолютным эталоном верности и преданности коммунистическим идеалам. И, естественно, тот, кто выступал против Хамзы, всегда был для меня и противником коммунистических идеалов... Это, конечно, очень личное обстоятельство, но оно еще ни разу не подводило меня.
– Я готов взять эту формулу на вооружение, - очень серьезно сказал Юлдаш Ахунбабаев.
– Сейчас мне стали известны некоторые детали ссоры Хамзы с товарищем Назири, которого я тоже знаю очень давно... И вот теперь благополучные, как вы говорите, объяснения Алчинбека о положении в Шахимардане. А там на самом деле ситуация очень тревожная... Совпадение двух моментов - вражды к Хамзе и ложь о Шахимардане. Интуиция и опыт подсказывают - здесь что-то есть, нужно потянуть за эту нитку... Зная ваше отношение к Хамзе, ставлю вас в известность обо всем этом.
Хамза вернулся в Самарканд.
Дом, в котором они жили с Зульфизар до отъезда, стоял с закрытыми ставнями. Но розы перед окнами цвели все так же ярко и молодо.
Зульфизар, войдя во двор, наклонилась и сорвала большой красный бутон. Медленно поднесла его к лицу. Волна аромата коснулась ноздрей молодой женщины - они вздрогнули. Упали вниз ресницы, томно сузились глаза.
Хамза наблюдал за женой. И движения ее ресниц вдруг передали ему на расстоянии пряный запах нежных лепестков. Он "услышал" розу.
И мгновенно возникла мелодия - еще далекая, слабая, еле различимая, но уже единственная, своя...
Он быстро вошел в дом, сел к пианино и начал играть. Мелодия ускользала, таяла... он ловил ее, любовался ею... она снова исчезала... он находил ее и терял, сливался с ней, "видел" ее сквозь слабое серебристое сияние, она кружилась перед ним и вокруг него мерцающими красными соцветиями.
Зульфизар открыла ставни. Свет хлынул в окна. Хамза, улыбнувшись свету, продолжал играть. Пальцы как бы сами касались клавиш - без его участия. Он только слушал мелодию, одобряя или не одобряя ее.