Xамза

Яшен Камиль Нугманович

– Ах, если бы это произошло, - сказал Алиджан, вздохнув.
– Я хочу не только быть избитым вашим отцом, но готов даже стать его рабом, чтобы копить калым для вас. Лишь бы он согласился на нашу свадьбу... Сколько бы он ни нагрузил на меня, я все поднял бы и ни разу не сказал бы "вай"... Но ваш отец даже близко не подпускает меня к себе.

– Потерпим немного.

– Сколько можно терпеть... Прежде он был другим. Бывало, увидит меня и улыбается, как родному сыну. А теперь?.. Если я иду впереди,

он шипит мне в спину, иду сзади - не замечает меня.

– Верно. Он и со мной стал каким-то чужим. Вроде бы все загадками говорит, да так сердито... Никогда не был таким... Что с ним происходит, ума не приложу. Во всем советуется только с шейхом Исмаилом, шагу без него не ступит. Вечно пропадает у него. И шейх тоже ласков с ним: "Шадман-ходжа, мулла Шадман-ходжа".

– Что делать, Санобар?
– тоскливо спросил Алиджан.
– Я не могу больше так жить. Мы уже взрослые. Надо что-то придумать.

Санобар, не зная, что ответить, неопределенно пожала плечами.

– Я все время думаю об этом, теряюсь в догадках...
– Алиджан на мгновение задумался и, решившись, сказал о том, что давно не давало покоя его душе: - А может быть, на вас уже имеет виды кто-нибудь из шейхов?

Санобар боязливо встрепенулась.

– Вай, умереть мне лучше! Что вы говорите, Алиджан-ака?

Отец умрет, но не согласится на такое. Свою единственную дочь...

Нет, ваши подозрения напрасны.

Алиджан, словно не слыша ее, продолжал:

– Я знаю вашего отца. Как ни суров он с виду, а с шейхами всегда мягок и уступчив. Особенно с шейхом Исмаилом. Он во всем покорен ему.

– Так что же вы советуете? Говорите же!
– нетерпеливо дернула плечиком Санобар.

– Есть один выход - бежать!
– решительно произнес Алиджан.

– Ну, предположим, мы убежим... Куда? Как будем жить?

Где? Может получиться, что без родного дома головы негде будет преклонить. Как говорится, до неба далеко, а в сырой земле нелегко... Вы думали об этом?

– Амантай сказал мне, - приободрился Алиджан, - что сейчас бедняк дехканин нигде не пропадет, власти везде с ним считаются.

– Куда же мы поедем?

– Да в город же! До Ферганы два шага! Потом уедем в Самарканд или в Ташкент. Сейчас не старые времена. Где бы мы ни были, Советская власть не допустит, чтобы мы очутились на улице. Я пойду на завод...

У Санобар заблестели глаза.

– А я что буду делать?

– Что захочешь! Ты сможешь учиться, например, на врача.

– Я не хочу быть врачом!..
– Санобар гордо подняла голову и отвернулась.
– Я буду учиться петь. Я хочу петь песни в театре.

– В театре?
– с явным неодобрением переспросил Алиджан.
– Если вы будете петь в театре, сотни мужских глаз будут смотреть на вас. И вам станет стыдно. А что скажет ваш отец?

– Вы не очень-то задавайтесь,

что все знаете про театр.

Я вижу, вы уже сейчас злитесь и ревнуете... Разве я одна выйду на сцену? Рядом со мной будут и другие певицы...

– Но все-таки было бы неплохо, если бы вы стали врачом или учительницей. Амантай говорит...

– Ваш Амантай сказал своей Мехри, что после свадьбы она может бросить паранджу и учиться там, где ей захочется...

Алиджан, конечно, понимал, что Санобар всего лишь шутит.

И тем не менее, сделав виноватый вид, сказал:

– Да нет же, что вы! Разве я против того, чтобы вы учились петь песни в театре? Я верю, что у вас это получится.

А Санобар вся эта игра нужна была, наверное, для того, чтобы почувствовать себя свободной и взрослой. Она как-то необычно взглянула на Алиджана, и тот, осмелев, снова взял ее руку, несмело притянул к себе и, волнуясь, прошептал:

– Согласна? Поедешь со мной?

– Когда?

Впрочем, ей уже не нужен был ответ. Она положила голову на грудь Алиджана и закрыла глаза.

– После возвращения из Самарканда Ташпулат все узнает: где можно учиться, где работать... У него, оказывается, и в Ташкенте есть знакомые.

Санобар молчала.

– Я хочу доверить тебе одну тайну, - шепотом сказал Алиджан.

Санобар, насторожившись, с любопытством посмотрела на него.

– Ташпулат-ака многое видел и пережил, он рассказывал мне кое-что, а я записывал в его тетрадь. Он увез ее с собой, чтобы раскрыть перед властями тайны шейха Исмаила...

– Какие тайны?

Но Алиджан, не отвечая, поднял голову, прислушиваясь к чему-то.

– Кажется, твой отец ищет тебя...

– Ой, совсем забыла!
– всплеснула руками Санобар.
– Я же несла ему обед!

Из-за уступа скалы послышался голос Шадмана:

– Санобар! Эй, Санобар!.. Куда ты запропастилась, доченька?

Старик уже привык к тому, что, как только солнце оседлает вершину горы Букан, дочь приносит ему еду в поле, которое было расположено неподалеку. И теперь, решив, что Санобар, очевидно, задержалась по хозяйству, сам шел ей навстречу.

– Папа идет сюда, - испуганно сказала девушка, - что будем делать?

– Ничего не будем делать, - ответил Алиджан.
– Подождем его здесь. Заодно и поговорим обо всем.

К водопаду вышел Шадман. Увидев дочь, остановился как вкопанный.

– Что это такое?! Стоишь с открытым лицом рядом с чужим мужчиной! Где твой стыд?

Алиджан сделал шаг вперед.

– Не упрекайте ее. Это я виноват. Мы немного разговорились. Если бы вы позволили, то я...

Но Шадман так свирепо посмотрел на йигита, что слова сами застряли у Алиджана в горле. Он опустил голову и носком сапога стал разравнивать землю перед собой. Санобар стояла, закрыв лицо чимматом.