Xамза

Яшен Камиль Нугманович

друга.

Ислам, шариат - где вы? Ну разве можете вы сейчас запретить или оборвать эту песню? Разлучить два любящих сердца? Заставить их замолчать? И под силу ли вам нарисовать картину этой стройной тополиной аллеи и ослепительного сияния лунной ночи?

Нет, не под силу.

Любовь человеческая нарисовала эту картину. Любовь - безотчетная, безоглядная, неизбывная, неубиваемая, неистребимая, вечная.

Ислам, шариат - вас еще не было в мире, а любовь уже была. Вы есть, вы требуете

плату за любовь...

Нет, не уплачен калым, а любовь звенит. Невидимым, неразменным, необратимым золотом любви звенит мгновение счастья двух любящих сердец.

Что можно сделать с этим?

Ничего.

Чем помешать этому?

Ничем.

Ночная птица, крича о чем-то, пролетела над ними.

– Она зовет меня, - сказала Зубейда.

– Кто зовет, куда?

– Птица... Зовет за собой...

Хамза не знал, где он, что с ним, сколько прошло времени.

Журчала вода, луна смотрела с неба, вокруг чернела ночь. Всего остального не было.

– Мне пора, - сказала Зубейда.

– Подожди, подожди!

– Надо идти. Отец, наверное, уже заметил, что меня нету...

Хотя теперь все равно.

– Что ты хочешь сделать?

– Я не смогу жить в доме Садыкджана...

– Давай убежим!

– Куда?

– В другой город...

– Меня найдут - калым уплачен. По законам шариата, я собственность Садыкджана.

– Уедем в Россию. Там не действуют законы шариата.

– Отца убьют. Он дал клятву на коране.

– Что же делать?

– Не знаю...

Она стояла около дерева, прислонясь к нему сразу и спиной и головой. И луна освещала всю ее напряженную как струна фигуру своим неземным, зеленовато-пепельным светом. Она была похожа на призрак.

– Где же выход, где выход?
– горестно шептал Хамза.

– Выхода нет, - тоскливо сказала Зубейда.

Ее глаза были залиты белым сиянием холодного ночного солнца. В зрачках, как льдины в проруби, плавали осколки луны.

Черные крылья бровей опускались все ниже и ниже.

– Я не могу быть причиной смерти отца...

Ночная птица, вернувшись, делала круг над тополиной аллеей.

– Жизнь потеряет всякий смысл, если я буду знать, что отца убили из-за меня. Я не смогу жить нигде...

Птица села на верхушку тополя.

– Мне вообще нет места на земле. Особенно теперь, после встречи с тобой...

– После встречи со мной? Почему?

– Ты совсем забыл шариат... Я не должна видеть ни одного мужчины после уплаты калыма. И ни один мужчина не должен видеть меня. А я пришла сюда. Я опозорена...

– Но ведь, кроме Умара и Буранбая, об этом никто не знает!

– Узнают... И тогда судья Камал потребует, чтобы, по шариатским законам, я подвергла себя самосожжению. Чтобы

мой грех сгорел вместе со мной...

– Ерунда! Суеверие! Невежество!

– Нет, это не ерунда. У нас люди помнят законы крепче, чем собственное имя.

– Зачем же... зачем же тогда...

– Я пришла на свидание к тебе? Ты это хотел сказать?
– Нет, не это... Нельзя за одно свидание...

– Можно.

– Человек не должен слепо подчиняться всем законам ислама! В исламе много хорошего... Но почему он допускает, чтобы женщину продавали как товар, как вещь?

Глаза Зубейды набухли от слез. Они были затоплены тоской и горечью. Смертельной тоской.

– Почему же ты ничего не сделал для того, чтобы меня не продавали Садыкджану как вещь?

– Потому что... потому что я не мог купить тебя!

– Тогда убей меня!

Хамза вздрогнул.

– Сломай эту игрушку, эту вещь, которую продают и покупают и которая носит мое имя.

Туча закрыла луну. Ночь погасла. Еще одна уставшая светить в бездне вселенной звезда скатилась за край земли.

– Когда я вышла сегодня из дома, - глотая рыдания, прошептала Зубейда, - я знала, что делаю первый шаг к смерти...

Прощай!

Она повернулась и медленно пошла назад по черной тополиной аллее, похожей на вход в преисподнюю.

Ночная птица, с криком сорвавшись с верхушки тополя, полетела за ней.

Чему быть, того не миновать.

Отгремели свадебные бубны, трубы и песни. Отвеселились гости. Куколка танцовщица закончила свои бесконечные, изящные и грациозные порхающие движения вокруг дастар

хана.

Зубейду ввели в празднично украшенную комнату и посадили на одеяла за "полог невесты", натянутый от пола до потолка.

Через несколько минут в комнату вошел байвачча, ступил за

полог, сел рядом.

– Как вы себя чувствуете?
– спросил он участливо.

Зубейда молчала.

– Вы действительно смущены, или это игра?
– нахмурился

Садыкджан.

– Я смущена, - так же хмуро, как и он, ответила Зубейда.

Байвачча достал из кармана маленькую деревянную шкатулку.

– Это мой свадебный подарок, - сказал он.
– Я заказал его во Франции. Золотой браслет с бриллиантами.

Зубейда молча смотрела на него.

– Наденете сами?
– спросил Садыкджан.
– Или это сделать мне?
– Он взял ее за руку.
– Разрешите?

Она отдернула руку.

– В чем дело? Почему вы так ведете себя?

– А вы не догадываетесь?

– Нет.

– Я не буду вашей женой.

– Сегодня?

– Вообще.

У Садыкджана дрогнуло колено.

– А вы знаете, какой калым я уплатил вашему отцу?