Xамза
Шрифт:
– Никого нет, уходите, - махнул рукой племянник хозяина.
В боковом окне отодвинулась занавеска, и показалась бритая, без чалмы голова Садыкджана.
– Позови байваччу, - строго сказал Убайдулла.
– Я же сказал, что он уехал, - качнулся Алчинбек.
– Он смотрит на нас из окна, - нахмурился Завки.
– Хозяин обедает, - икнул Алчинбек, - он никого не принимает...
– Тогда скажи своему хозяину, чтобы он подавился куском мяса!
– зло крикнул Завки.
– Если оно еще лезет ему в горло!
Дверь
– Кто здесь шумит?
– обвел Кара мутным, остекленевшим взором лица пришедших, никого не узнавая.
– Кто осмелился помешать нам справлять поминки?
Кто-то толкнул его в спину. Кара-Каплан посторонился.
На крыльцо, пошатываясь, вышел Садыкджан. Сзади его поддерживал Эргаш.
– Что происходит?
– забормотал байвачча.
– В этом доме траур... Кто вы такие?
Он тоже никого не узнавал.
Алчинбек, ткнувшись дяде носом в шею, что-то зашептал ему на ухо.
– Как, еще один поэт?
– неожиданно засмеялся Садыкджан и взгляд его стал более осмысленным, определенным.
– Это становится интересным... В последнее время поэты что-то зачастили в мой дом... Но они почему-то приходят тогда, когда я не хочу их видеть... Вот, например, поэт Хамза... Он пришел ко мне в день смерти моей жены, которая, собственно говоря, умерла из-за него... И мой калым, десять тысяч рублей золотом, - подумать только, самый большой калым, который платили когданибудь в Коканде! пропал даром...
– Не по этим ли деньгам вы справляете сейчас поминки?
– угрюмо спросил Завки.
Садыкджан задохнулся.
– КдО ты такой?!
– завизжал он, рванувшись из рук Эргаша.
– Откуда взялся, чтобы упрекать меня в моем доме?!
Алчинбек снова сунулся к уху дяди.
– Убайдулла Завки? Я знал когда-то человека по имени Убайдулла... Но он давно уехал из нашего города, он странствовал по белому свету... Это не он, это самозванец! Хватайте его, мусульмане!
– Держи вора!
– рявкнул Эргаш, выхватывая из-под халата кинжал.
Но едва лишь он спустился с крыльца на одну ступеньку, как тут же потерял равновесие и покатился вниз.
– Ха-ха-ха!
– разразился Кара-Каплан счастливым, пьяным хохотом.
– Наш Эргаш, кажется, хочет стать птичкой!
Он учится летать! Ха-ха-ха!
Завки с презрением и даже брезгливостью смотрел на окружавших хозяина дома людей. Потом перевел взгляд на байваччу.
– Ты не узнал меня, Садыкджан...
– вздохнул он, - Ну что ж, наверное, я действительно сильно изменился... Впрочем, ты изменился тоже. Когда-то я знал тебя человеком, еще не до конца потерявшим человеческий облик... Да, я много странствовал по свету, повидал много людей, городов и стран... Но я, кажется, вовремя вернулся в Коканд, чтобы напомнить тебе о том, что мы все
Ты перестал быть мусульманином, байвачча. Ты взял на себя слишком много грехов перед аллахом. Ты можешь купить полицию, Садыкджан, но тебе никогда не купить голос народа. И я, поэт Убайдулла Завки, присоединяю свой голос к голосу народа.
Я напишу стихи о твоих злодеяниях, байвачча! И имя твое будет проклято в веках, потому что слово поэта живет долго...
Никто не заметил, как спустился с крыльца Кара-Каплан.
Медленно, осторожно, как змея, приближался он к Завки, пока тот говорил. И вдруг, взмахнув кулаком, бросился на поэта.
Но стоявший за спиной Завки Умар-палван, Умар-богатырь, выскочил вперед, перехватил на лету руку бандита и сжал ее, как стальными клещами.
– Ты, щенок бая!
– зашипел Умар в лицо Кара-Каплана, от которого несло застойным, многодневным перегаром.
– Ты что задумал, пьяная скотина? Бить поэта?
Садыкджан, казалось бы, мгновенно протрезвел от этой разыгравшейся прямо перед ним неожиданной сцены.
– Ты опять пришел без разрешения в мой дом?
– зарычал он.
– Может быть, ударишь и хозяина этого щенка?
– Если у вас траур, байвачча, то утихомирьте своих собак!
– зло ответил Умар.
– Я никому не позволю при мне бить поэта...
И он отшвырнул от себя пьяного Кара-Каплана, кулем свалившегося около крыльца рядом с Эргашем.
– Кто поэт?! Вот этот?!
– заорал Садыкджан, вытягивая палец в сторону Завки.
– Это бездомный бродяга, босяк, безнравственный подстрекатель!.. Он хочет опозорить мое имя
своими жалкими стишками! Да кто будет слушать его, не пожертвовавшего в своей подлой жизни даже полтаньга на мечеть?
Эргаш и Кара-Каплан карабкались по ступеням на крыльцо.
– И Хамза ваш никакой не поэт!
– бесновался байвачча.
Он тоже подстрекатель и бунтовщик! За ним давно уже полиция следит!..
Алчинбек при этих словах повис на разбушевавшемся родственнике, пытаясь затолкать его в дом.
– Ваш Хамза бесстыдник!
– орал Садыкджан, вырываясь
из рук племянника.
– Поправ шариат, он оскорбил даже труп женщины, ворвавшись в день ее смерти в дом, где она умерла изза него!.. Но эта женщина была законной женой другого человека!..
Убайдулла Завки стоял перед крыльцом дома Садыкджана опустив голову. Он понял, что его приход к байвачче не имел никакого смысла... Что можно было ожидать от этого человека, окружившего себя бандитами и наемными убийцами и тем не менее продолжавшего взывать к законам шариата?
– Ну что замолчал, Завки?
– подбоченился на крыльце
байвачча.
– Ты уразумел наконец, что твой Хамза, за которого ты собираешься молиться, отнял у меня законную жену? Ты убедился, что он безбожник, невер и насильник?