Я – Беглый
Шрифт:
— Господа, это плохой бизнес. Очень плохой. Мне теперь остаётся только бросить нажитое и уехать в Штаты на пустое место. Вам, конечно наплевать…
Отец ему сказал:
— Вы совершенно правы, нам наплевать, обращайтесь к своему руководству.
— К какому, чёрт возьми, руководству? — нервно дёрнулся он. — Кого именно вы имеете в виду?
— Не понимаю, чего вы от нас хотите. Нас списали со счетов, а вы всё думаете, что мы вам что-то должны?
— О, Господи, все вы одинаковые, — сказал этот человек. Он был одет очень неопрятно, плохо выбрит,
Отец и мать переглянулись и засмеялись:
— Зачем вы с нами связались двадцать пять лет тому назад? Действительно, зачем? — сказала мать. — По-моему, вы хотели вместе с нами вести двойную игру. Теперь вы хотите выйти из этой игры, хотя вас предупреждали, я же вам говорила в Никосии ещё в сороковом году, помните? Я вам сказала, что, пока вы просто агент Абвера, с вас, вообще говоря, спрос невелик. Но вам хотелось больших денег. Вы после войны могли бы года два-три провести в тюрьме, и всё плохое было бы кончено для вас. Но из той игры, которая вам тогда казалась такой привлекательной, никто не выходит до самой смерти. Для нас с мужем она, возможно, уже кончается. Но для вас…
— Хватит, — сказал отец. — Что ты ему лекции читаешь? Где деньги?
— Чек на пятьдесят тысяч долларов, — сказал он и положил чек на стол. — Но, я думал, признаться, что мне тоже что-то причитается из этой суммы.
— Оставьте нас в покое, — сказал отец. — Нам этих денег не хватит и на месяц. Послушайте доброго совета: если вы не хотите, чтоб вам набили голову свинцом, ликвидируйте свои дела и…
— Чёрт бы вас побрал! — сказал жалобно этот человек. — О, господи… У меня родился внук. Чёрт бы вас побрал!
Мне было жаль его, а родители весело смеялись.
— Вы человек религиозный, — сказала мать. — Вы, кажется католик? Так что ж вы богохульствуете? На том свете вас за это по головке не погладят, а вы туда можете попасть каждую минуту. Будьте же благоразумны.
— Иди ты… в задницу! — злобно сказал он. — Проклятая шлюха…
— Куда, куда? Кто я? Ах-ха-ха! Вот таким вы мне больше нравитесь, коллега. Больше похожи на тайного агента. А то вы уж стали напоминать проворовавшегося церковного старосту, вам это не идёт.
Это было, в очень дешёвом номере третьеразрядной гостиницы, в районе, как я понимаю, знаменитых неаполитанских трущоб. Скорее, это даже не гостиница была, а просто ночлежка. Единственное окно выходило во двор, и прямо под нами огромная куча отбросов, над которой стояла тьма мух. Мы там и поселились. Несколько дней не выходили из номера. Была невыносимая жара, духота и вонь. Еду нам приносила какая-то мрачная, усатая и растрёпанная старуха в грязном переднике, она молчала, будто воды в рот набрала. Отец целый день спал, как убитый, мать читала старые итальянские газеты, а я листал журналы и от скуки грыз ногти, нечем было больше заняться. Ночью я почти не спал, потому что родители почему-то именно по ночам говорили, спорили, ссорились,
— Помнишь рыжего лейтенанта? Ну, рыжий был такой… Он при Рокоссовском постоянно находился, его потом убили в Кракове.
— Это который просил твоей руки?
— Дело прошлое, я тебе скажу. Он работал на англичан. Он мне, действительно, сделал предложение, только совсем иного характера, хотел меня завербовать, но проговорился, что уж Судоплатов его накрыл. Так он вместо себя собирался меня подставить. А я встретилась с Ежи Ланцкоронским и говорю: «Зачем тебе такой беспокойный пассажир, непонятно чей он и откуда?». Ну, ты ж помнишь Ежи: «Пани хочет, чтобы этого человека не стало? Пани стоит только приказать», и ребята из АК на всякий случай списали его, — она смеялась.
— Да, Ежи… рыцарь. Он любил говорить, что его предки были гетманами. Доигрался он. Я ему открыл коридор в Штаты, он не поехал. Я жалел, когда наши его убрали… Забавно. Я, дурак, из-за этого рыжего чуть от ревности с ума не сошёл. Верка…
— Ой, ну… что-о-о?
— До чего ж ты красивая баба!
— Да ладно врать. Я уже старая…
— Нет, нет, нет!
По ночам они, совершенно не стесняясь того, что я рядом, занимались любовью. Отец как-то сказал:
— Мальчишка не спит и всё слышит.
— Ну и пусть слышит, — сказала мать. — Пусть он запомнит нас, как мы друг друга любили.
Однажды в самый жаркий момент она, задыхаясь, с хриплым стоном проговорила:
— Васька… Васька, давай с тобой умрём вот так… Прямо сейчас, ну! — я услышал негромкий, короткий звук затвора, который она взвела.
— Ну, уж нет, — ответил отец, с трудом переводя дыхание. — Мы умрём на войне, как жили, так и умрём.
Наконец, как-то рано утром старуха, принесла кофе и, поставив поднос на стол, неожиданно сказала по-русски:
— Кто-то пришёл к вам, товарищ полковник.
— А я не полковник, — сказал отец. — Я генерал-майор.
— Не уследишь за вашими звёздами. Пусть войдут?
— Сколько их?
— Двое. И водитель остался в машине.
— Пускай заходят.
Он встал с пистолетом у дверного проёма, спиной к стене, а мама села в кресло с газетой, но я знал, что под пледом, которым она, не смотря на жару, укрылась, тоже был пистолет. Вошли двое, и отец оказался у них за спиной.
— Здорово, гнида! Не оборачивайся, выкинь оружие и руки держи так, чтоб я их всё время видел, — сказал одному из них отец. — А кого это ты ещё с собой притащил? Водиночку уже боишься на люди показаться?
Тот, к кому он обращался, действительно, сунул руку за спину и выбросил из-за пояса пистолет. Второй никак не отреагировал.
— Объясни этому сумасшедшему, что, если б не было мне жаль его бедную матушку…, — второй пистолет тоже полетел на пол.
— Не слишком ласково вы нас принимаете.
Говорили по-русски.
— Ладно, — сказала мать. — Быстро выкладывайте всё и убирайтесь.
— И не забудь, что я уж лет пятнадцать, мечтаю продырявить твою пустую голову, — добавил отец.