Я – борец! 2 Назад в СССР
Шрифт:
Внутри же расположилось четыре основных цеха, словно линия человеческой жизни — их названия отражали полный цикл жизни куриной. Начиналось всё с цеха выращивания молодняка — это было душное помещение с резким запахом аммиака и пуха.
Длинные ряды клеточных батарей под лампами накаливания, создающими жёлтое искусственное освещение. Под ногами — слой опилок, перемешанных с помётом, шелухой от корма. Тут стоял дикий гул вентиляторов вытяжки, и только он мог перешуметь писк тысяч цыплят.
В основной птичник
Тут через многоярусные клеточные батареи из металла пролегали автоматические поилки с протекающими ниппелями. Под клетками с несушками медленно и скрипя двигалась прорезиненная конвейерная лента для сбора яиц. В углу располагался бункер с комбикормом — пахло он зерном и почему-то рыбой.
И, наконец, убойный цех, где из позитивного был только лозунг: «Выполним план по мясу!» Да, особо чувствительные на фабрике не задерживались. Я даже слышал, что те, кто на мясных фабриках, к примеру, готовит колбасу, не могут потом её есть.
Но наше дело простое — и по сути, и по содержанию: упаковывать.
Пройдя вахту, мимо досок почёта с лучшими сотрудниками и разминувшись с коллективом дневных смен, мы с Геной и ещё рядом товарищей (многих из которых я видел на коврах) зашли в раздевалку рабочих, где переодевались в белые халаты и белые же колпаки, словно нам нужно было что-то готовить. Помимо халатов были и тканевые перчатки у тех, кто работал с яйцами, в отличие от верхонок у тех, кто грузил кур. Каждый из нас должен был содержать свою форму в чистоте, что проверял сам Кузьмич, которого недавно повысили до начальника упаковочного цеха.
И вот мы, вдесятером, построились для осмотра в одну шеренгу.
— Так, сегодня у нас много работы, парни. О, Саша, Гена, а вас почему на вечерней тренировке не было? — спросил тренер.
— Я в Воронеж ездил, смотрел, как Дружинин по самбо борется.
— А… И что, как он? За кого теперь выступает?
— Он от экскаваторного завода выступал и в первом кругу на Серёгу Сидорова налетел, — проговорил я.
— И что, как?
— Вырванный плечевой сустав, — продолжил я. — Полгода реабилитация, но врачи сказали, что ему повезло.
— Повезло… Вот что я вам, ребята, скажу: у тренера опыта больше, он многое видел. Тренера надо слушать! Если он вам говорит не выступать — значит, не надо соваться куда не следует! — прочитал он лекцию. Было видно, что он знает о том, что Дружинин ушёл с «Динамо».
— Тренер, да он уже всё понял. Можете с Сергеичем поговорить, чтоб его обратно взяли? — спросил я.
— Я-то могу. Но Сергеич в вес до 70 тебя просит себе.
— Если вы не против, я могу за них иногда выступать, — пожал я плечами.
— Он может тебя в воронежский пед устроить с формальной сдачей экзаменов. Только надо отборку пройти.
— Какую? — не понял я.
— В сборную
— Паша через полгода вернётся и снова будет лидировать. А я, тренер, простите, но его место я занимать не буду.
— Ну, смотри сам. Значит, задачи. Как всегда — упаковка яиц, упаковка курицы, подсчёт курицы после ощипывания. Теперь плохие новости: барабанная перосъёмная машина сломана, и девушки за день все руки стёрли, их ощипывая. Соответственно, сегодня надо им помочь и ощипать. Из-за коллапса их даже не посчитали — потом ощипанных буду я вносить в ведомость.
Желающие потренировать пальцы? О, отлынивающие от тренировок Медведев и Губанов — на ощипку! Остальные…
Дальше я уже не слушал. Что получается — куры неучтённые никем и ничем? Серьёзно? Свежие куры — не замороженные в лёд тела для пущего веса на весах, а мягкие, только надо ощипать?
Гена нахмурился — ему идея явно не нравилась.
— Чего загрустил? — ткнул я его локтем.
— Заколебали, чего они её никак починить не могут?
— А скажи-ка мне, друг, а она часто так ломается? — спросил я, предвкушая отличный план.
— По несколько раз в месяц.
— А Кузьмич всегда халявщиков назначает на ощипку неучтёнки?
— Всегда, — также хмуро сообщил мне он.
— Ну тогда я, похоже, по выходным теперь секцию не посещаю.
— Ты же фанатом борьбы стал после Тамбова?
— Я ещё и фанат еды, а в гастрономе всё раскупают со скоростью света. Я эти ритуалы с мерзлой курятиной видал в деревянном ящике.
— Что-то я тебя не понимаю.
— Чуть позже поймёшь! — улыбнулся я, а настроение начало повышаться.
Зайдя в цехи, мы обалдели: длинные транспортерные ленты с механизированной подачей тушек были забиты неощипанной курятиной. Лента вела в огромный чан на полкомнаты — чан был полон тёплой воды и мокрых цыпочек.
В соседней комнате уже приступили к работе ребята, которые складывали в ячеистые подносы яйца, сортируя их по размерам с помощью лекал. Далее нашей комнаты находилась комната со столами для упаковки мяса с весами и целлофановыми пакетами.
Запах тут стоял, конечно, лютый — смесь хлорки, крови и мокрого картона. В углу скопилась целая куча пера.
— Я не знаю, чего ты радуешься, — руки после такой процедуры словно после суток в бассейне с хлоркой, — произнёс Гена, беря огромный, словно лопата, металлический сачок.
— Расскажи, как вы обычно тут справлялись?
— Сначала распаренных куриц вытаскиваем и загружаем в чан новых, пока эти обтекают на стеллажах. Мы ощипываем и складываем на столы для упаковки — там их взвешивают, ставят печать, пакуют, считают, декларируют.
— Давай допирай, — улыбнулся я ему. — До соседней комнаты — это неучтённый товар, со слов Кузьмича.