Я – борец! 2 Назад в СССР
Шрифт:
Выяснять, что именно сдерживало ребят, ведущих ночной образ жизни, было совсем неинтересно. А может, и не узнали меня — просто тот, кто шагнул ко мне, не сёк в дворовых понятиях, а его просто остановили: «Куда ты? Не видишь, он с девушкой!»
Анюта, Анюта, рыжик мой рыжик, сегодня ты, похоже, неосознанно спасла этих троих от озвездюливания.
Но чем наше третье свидание будет отличаться от всех остальных? И я решил, что — «безумием»!
— Анют, ты высоты боишься? — спросил я её.
— Нет, а что? —
— Полезли! — показал я ей на пожарную лестницу на торце одной из хрущёвок.
— Ты с ума сошёл?!
— По курицам в постель не понятно было? Полезли! — и мы подошли к лестнице, и я подсадил Аню наверх, чтобы её руки могли касаться верхней ступеньки, и она бодро полезла.
Обожаю это время — все атлетичные, не то что в моей прошлой жизни, где половина на лавочке с освобождением от физкультуры сидит.
— Эй, не подсматривай! — вдруг дошло до неё, и она крикнула мне сверху.
А я, подпрыгнув, подтянулся и тоже полез за ней.
— Заберёмся — дашь мне пощёчину! Сразу за всё! — выдал я, поднимаясь наверх и созерцая её ножки, перебирающие по ступенькам под платьем.
«Спортсменка, комсомолка и просто красавица».
Забравшись на крышу, мы смогли видеть весь город с высоты пятого этажа покатой крыши, огороженной по периметру железным забором в один горизонтальный длинный прут.
— Сань, тут обалденно! — выдохнула она.
— Душа поёт? — спросил я её.
— Что? — не поняла она.
И вместо ответа я пропел ту самую песню которую вспоминал:
'Настало время, пробил час,
Мы начинаем наш рассказ,
О жизни, смерти и любви,
Как это было в наши дни,
Дневник историю ведёт,
И каждый век, и каждый год,
Заносит в летопись свою
Предание своё!
Пришла пора соборов кафедральных!
Гордых крестов, устремлённых в небеса!'
Но на припеве аудитория решила дальше не слушать:
— Вы чё делаете, а? Я сейчас милицию вызову! — донеслось снизу из открытого окна.
— Поёт он! Тунеядец! — подхватили соседи.
— Я щас поднимусь, голову тебе сломаю! — проорал какой-то мужик.
— Спать надо, а он поёт! Имей совесть, завтра людям на работу!
— Ты чё… — зашептала Аня.
— Это обратная связь для тебя! — улыбнулся я, обнимая девушку.
— Они же милицию позовут, — снова прошептала Аня.
— Обязательно
А мы так и обнимались, смотря на город. А когда под пятиэтажкой приехал милицейский экипаж и люди начали им подсказывать, откуда именно был вопль «пьяного быдла», они забежали в первый подъезд.
— Ну вот, теперь пора! — потянул я Аню за собой, заходя на чердак через слуховое окно.
Бегом к середине здания, между деревянных столбов, и, добравшись до люка, я дёрнул его на себя. Люк поддался, и я спрыгнул на лестничный пролёт пятого этажа, поймав слегка трусившую прыгать Анну. Закрыв за собой люк, мы благополучно спустились вниз и, выйдя из третьего подъезда, просто побежали за ручку в обратную сторону, где не было патруля, — хотя двое милиционеров и так оставили машину без присмотра.
Немного пробежав, мы пошли. Анюта смеялась, улыбался и я. А в крови адреналин уже замещался дофамином и серотонином — гормонами, которыми нас вознаградили наши тела за то, что спаслись от хищников в фуражках.
Сейчас менты поднимутся наверх, посмотрят крышу, потом спустятся, возьмут объяснения с тех, кто их вызывал, доложат дежурному, что всё хорошо: «Демоны были, но они самоликвидировались» — в смысле, «хулиганов не обнаружено», — и поедут по своим служебным делам. А мы… А мы дальше гуляли по ночному городу, который, к сожалению, не такой уж и большой: за полчаса быстрого шага можно пройти насквозь весь.
В общагу мы вернулись, когда небо уже начало светлеть, по 40-копеечному тарифу «для своих». Вместе поднялись на Анин этаж и замерли у её двери.
И вдруг Аня резко повернулась ко мне. Её глаза в тусклом свете коридорной лампочки блестели, как два осколка янтаря.
— Сань… — она сделала шаг вперёд.
Я не успел сообразить, что происходит — её пальцы впились в мои плечи, рыжие волосы закрыли всё вокруг, а потом…
Губы.
Мягкие, тёплые, пахнущие яблочной карамелью. Поцелуй был неловким — мы одновременно дёрнулись вперёд, и наши носы стукнулись. Аня фыркнула, но не отстранилась.
— Вот и… — она начала что-то говорить, но я перекрыл её слова вторым поцелуем. Уже аккуратнее.
За стеной внезапно грохнуло — вероятно еще кто-то сейчас не спал. Мы разом замолчали, прислушиваясь, но следующего звука не последовало.
— Всё, — Аня отстранилась, поправляя спутавшееся платье. — Теперь ты официально мой спортсмен.
— А ты — мой рыжик. — улыбнулся я.
Она улыбнулась, открывая дверь ключом, но я успел поймать её за запястье:
— Завтра ночью. Я украду тебя снова. — произнёс я.
— Куда? — удивилась она.
— В место, где нет сварливых людей, ментов, Жень, и этих дурацких куриц. — пообещал я.