Я, депутат... Всенародный избранник

Корчак А.

По приказанию Эльвиры джипы, оставленные ими у фермы, как только с ними поравнялись машины команды Шпееровича, сразу же последовали вслед за ними, создавая впечатление, что это колонна одной команды. Что, в общем-то, было сделано совершенно оправданно. Отдельные из местных жителей, которые неплохо жили при социализме, последовали за командой отбывающего Шпееровича на своих частных машинах, посмотреть, действительно ли оставленные джипы с девочками принадлежат его команде.

И действительно, они увидели, что это именно так и не иначе. О чем сразу же было сообщено по своим каналам всем жителям совхоза

и прилежащих районов, а с некоторой задержкой и всем жителям Подмосковья.

Шпеерович же слишком поздно, но разгадал коварные замыслы своих конкурентов, лишь когда увидел сзади шествующие вплотную за ними джипы, из которых раздавались громкая музыка и пьяные женские голоса. Просьба оторваться от них вызывала у шофера глухое и злобное ворчание:

– Как можно оторваться «москвичу», причем не самой последней модели, от первоклассной японской техники. Да и последней модели тоже, – добавил он и опять со злобой.

Эльвирой, кстати говоря, впоследствии девицам, находящимся в джипе, было приказано оплатить лишь половину обещанной суммы. Объяснила это она просто: за удовольствия не всегда надо платить. Ну, что ж, комментарии, что называется, здесь излишни.

Команда Алексея Ивановича отбыла лишь поздно вечером. Причина была в нежелании народа отпускать так полюбившегося им депутата. Провожать их приехал лично руководитель этого региона, который всенародно просил следующий раз обязательно баллотироваться на выборах от их региона. Предложение было поддержано громом аплодисментов. В это же время Марк Семенович раздавал работникам совхоза праздничные наборы, как это было и раньше 7 ноября – две палки колбасы, баночка мелкого частика в томатном соусе, большой брикет дрожжей.

– Все, как и было раньше, – объяснила Эльвира.

Алексей Иванович поначалу пытался кочевряжиться, говоря, что это теперь не наш праздник. На что Эльвира резко оборвала его:

– Это праздник их прошлой жизни, а прошлое не выкинешь из памяти. – А мужскому населению совхоза была выдана железная бочка чешского пива «Праздрой».

Повторное братание с руководителем хозяйства, приехавшим прямо к их отъезду, наконец-то завершилось логически. Они быстро в отсутствие Эльвиры распили бутылку «Старки», принесенную и разлитую самим руководителем хозяйства. На сей раз Марк Семенович какого-либо противодействия в этом отношении не оказал и более того, сам не без удовольствия примкнул к ним.

Отбывали они из гостиницы тронутые теплотой, проявленной провожающими их людьми. Наверное, в какой-то степени этому же способствовала и выпитая бутылка «Старки». Уже при выезде из хозяйства к ним присоединилась Эльвира. Это было ее личное решение, дабы не засветиться с командой Алексея Ивановича. Свой статус инкогнито ей удалось сохранить на всем протяжении осуществляемой операции. Она всех поздравила с победой, пожелала удачи, а в заключение из дамской сумочки достала две бутылки «Старки», добавив при этом:

– А теперь можно расслабиться до изнеможения.

Это навело на мысль разумного и наблюдательного Марка Семеновича, что ее встреча е руководителем хозяйства все-таки состоялась, но состоялась втайне от Алексея Ивановича. Самому же герою нашего повествования дорога назад показалась совсем не утомительной, а даже наоборот, легкой

и приятной.

ГЛАВА 7

Откровения и воспоминания Эльвиры

(Вино цедят зимою, а пьют его порою)

Вернулись они домой совсем поздно – усталые и веселые. Алексей Иванович, как и прежде, в доэльвирину пору, оторвался от души, пожалуй, даже больше, чем обычно, наверное, сказалось длительное воздержание.

Когда они ехали в машине, к концу дороги он уже начал приставать к Эльвире, как тогда (вот уж прилипло это выражение, честное слово, не отвяжется), в «Ту» в самолетике. Эльвира, по правде говоря, особенно не сопротивлялась, но, как говорится, полной свободы рукам не давала. Да и Марк Семенович на сей раз был начеку, пресекая более решительно попытки приставания своего шефа путем блокирования, а точнее, нежным объятием его за плечи или задаванием вопросов, которые по своей неожиданности ставили его в тупик. Сейчас уже и не припомнишь всех, но все-таки приведем некоторые из них:

– А у Бабарыкина есть любовница? – как бы невзначай спросил он его.

Или такой, к примеру:

– А наш председатель, говорят, уж очень охоч до женского полу?

На что он, надо сказать, реагировал бурно и сразу же отвлекался от предмета своей страсти:

– Но куда же этому Бабарыкину? – Говорил он это так, словно Бабарыкин был совсем конченым человеком. – У него одна, но пламенная страсть – это председатель. Лишь бы его удовлетворить, а на женщин… нет. – На сей раз он обнял Марка Семеновича за плечо и доверительным тоном поведал: – А у председателя такие классные девочки, даже тебе не снились. – Он посмотрел на Эльвиру. – Пожалуй, получше Эльвиры Николаевны.

– Да не может быть, – искренне удивилась Эльвира, – чтобы лучше меня? Никогда не поверю.

– Да, действительно, это вряд ли, – согласился Марк Семенович.

Эльвира при этом подмигнула Марку Семеновичу, тот заговорщицки улыбнулся ей.

Пo прибытии домой Алексей Иванович пытался усугубить ситуацию – обшарил все закоулки в поисках подкрепления. Но, так ничего не найдя, обреченно махнул рукой, заявил:

– Завтра займемся плаванием, а то совсем себя запустили.

Затем долго и нудно разбирал, кто и где будет отдыхать. В конце концов Марк Семенович был отправлен на свое прежнее место – на диван. Сам же он вознамерился, как и прежде, спать с Эльвирой. Однако Эльвира прореагировала, как всегда, в тех случаях, когда она чего-нибудь хотела, – резко и решительно, что называется, без комментариев:

– Алексей Иванович, вы отправляетесь в спальню, а я на свое привычное место – на кресло. У нас еще очень много проблем, и мне надо о многом подумать.

Алексей Иванович, что-то обиженно и неразборчиво буркнув, направился в спальню и уже перед самой дверью произнес краткий монолог о нравах современной молодежи. Еще какое-то время было слышно, как он ворочался и ворчал, опять-таки о нравах молодежи, но вскоре, сморенный усталостью и, несомненно, алкоголем, быстро заснул. И уже минут через десять из спальни раздавался знакомый по интонации его молодецкий храп.