Я дрался на Т-34. Третья книга
Шрифт:
С боями в этой бригаде я прошел через всю Украину до самого Ивано-Франковска, тогда он назывался Станислав. За взятие города Коломыя меня наградили орденом «Красной Звезды» и назначили командиром взвода. В марте под Станиславом мой танк сгорел, и после этого меня направили учиться в Ленинградскую высшую офицерскую бронетанковую школу имени Молотова, тогда эта школа находилась в эвакуации в Магнитогорске. Правда, вскоре нас отправили в Ленинград, училище располагалось в районе Витебского вокзала.
Отучился там и попал служить командиром танковой роты в 512-й отдельный огнеметный танковый полк, который находился в тульских танковых лагерях.
Где-то в конце марта 47-й, 511-й и наш 512-й полки отправили на фронт, но не успели мы отъехать далеко от Москвы, как нас вернули на химполигон под Люберцами. Там сделали макет с точными размерами Красной площади, и нас начали готовить к первомайскому параду. А что тогда означал парад? На мой взгляд, это было еще хуже, чем бои под Курском, – такая
Первомайский парад прошел успешно, после него нас опять погрузили в эшелоны и отправили на фронт, говорили, что в Берлин, но в районе Серпухова нас развернули, объявили о Победе и опять отправили на тот же самый полигон, готовиться к Параду Победы.
Что сказать? Параду предшествовали очень строгие проверки, чуть ли не до шестого колена всех нас проверяли, и несколько человек все-таки отстранили, но за какие грехи, мы не знали. Я вам говорю, на участниках парада такая огромная ответственность была, что мне легче было в бой пойти, чем в параде участвовать… На первомайском мы шли пять танков в ряд, я как раз был посередине, а на Параде Победы уже в четыре. Вы себе только представьте, что такое пять танков в ряд, исторический музей обходили по два и три с каждой стороны, но там же брусчатка, поэтому гусеницы проскальзывали, а ведь нужно держать строй, сохранять дистанцию… Тем, кто участвовал в Параде Победы, кроме грамот, выдали к медалям «За Победу над Германией» орденские книжки красного цвета, а всем остальным белого.
После Парада Победы я продолжал служить в танковых войсках, причем меня опять назначили командиром взвода, но где-то в конце 1952 года, я тогда служил в Астрахани, запечатал свою грамоту за Парад Победы и отправил письмо Сталину: «…сколько же я могу служить командиром взвода?..» Молодой же еще был – гордости много, а вот ума не особенно… Вскоре после этого Сталин умер, но меня действительно назначили командиром роты, но я так до сих пор и не знаю, это то мое письмо помогло или нет. Но грамоту за Парад Победы мне так и не вернули, а теперь по документам не могу подтвердить, что я являюсь участником Парада. Делал запрос даже в подольский военный архив, но мне ответили, что по мне никаких данных нет. А как такое может быть, если мой полк участвовал, я был командиром 1-й роты, а по мне вдруг данных нет?!.. Как такое может быть? Да хотя и не нужно мне все это… Так жил и дальше проживу. Из Астрахани меня перевели служить в Баку, потом в Ленкорань, там меня назначили начальником штаба танкового батальона. Вы знаете, что такое служить в Закавказье на танках? Это только самому нужно испытать на собственной шкуре… Бывало, что на переходах одна гусеница скребет скалу, а вторая висит над пропастью… Иногда там требовалось даже больше мужества, чем на фронте… В общем, танкам в горах делать нечего.
– Фактически Вы пробыли на передовой полтора года и даже не были ни разу ранены. Как Вы можете такое объяснить?
– А я знаю?.. Молодой же был, толком ничего и не понимал, просто старался выполнить свою задачу. Опыт и везение, тут все вместе, но я же два раза танк терял.
Первый раз танк я потерял где-то на Украине, не помню точно, где. Темно уже было, и непонятно, то ли пушки, то ли танки по нас стреляли, были видны только вспышки выстрелов. Мы начали маневрировать в поисках укрытия и подставились бортом. Снаряд попал сбоку в заднюю часть, танк загорелся, но мы все успели выскочить.
А второй раз танк я потерял под Станиславом (Ивано-Франковском). Где-то в марте 1944 года, не знаю зачем, но нашу роту туда отправили даже без десанта. У нас, правда, на танке было вначале два пулеметчика, но потом они куда-то делись, только пулемет остался. Фактически мы первые ворвались в город, проехали по нему, покрутились там недолго, причем видели, что нас не ждали так быстро, во многих подъездах горели лампочки синего цвета, а в одном месте вроде даже мимо кинотеатра проехали, люди там спокойно стояли… Ворвались на станцию, остановились на погрузочной площадке, и тут по нас с двух сторон начали стрелять немцы, причем в темноте ничего нельзя было разобрать, не было видно, кто по нас стреляет, чтобы ответить. Меня опять спасло то, что мы постоянно маневрировали, в общем, всего вдвоем оттуда вырвались… Поехали по насыпи к переезду, а у нас в бригаде был закон, что командир экипажа на марше сидит на левом крыле и указывает механику дорогу. Подъезжаем к будке, и тут я увидел, что за ней находится окоп, в котором человек десять немцев сидели, вжавшись в стенки. Я по ним успел пару раз выстрелить из нагана, но они даже не шелохнулись, развернул танк. Со мной был экипаж
– Вообще от немецкой авиации много танков теряли?
– Откуда я знаю, но думаю, немного. Пока немцы не установили новые противотанковые пушки, они с нами почти ничего поделать не могли, я помню всего один случай, когда в танк было прямое попадание бомбы. В том экипаже тогда погиб ГСС, но фамилии его уже не вспомню. У меня самого один раз бомба упала совсем рядом, и наш танк опрокинуло, но меня только слегка оглушило. Когда нас бомбили, мы только в танках сидели, под танк не забирались. Вот с новыми пушками да, немцы могли уже нас жечь.
– Сколько Вы танков подбили?
– Вам надо было найти кого-нибудь героического, а я никакой не герой, воевал как и все. Да, от немцев не бегал, ничего героического не совершил, но думаю, что два или три танка подбил, несколько пушек, хотя, вообще, как тут уверенно скажешь, подбил ты или не подбил, потому что вокруг дым, гарь, пыль… Кто там успевал считать? Смотришь кругом, как бы тебя самого не подбили, постоянно маневрируешь, так что тут дело такое, что точно нельзя сказать. Бой же продолжается, ты сразу переключаешься и точно не можешь знать, а подтверждениями заниматься некогда. Но бывало и такое, что почти наверняка уверен, что подбил. Например, за деревней Сидорачье я точно уверен, что подбил немецкую самоходку. Она была замаскирована под копну, а меня послали в разведдозор. Я с бугра спустился, там еще стояло три или четыре подбитых «тридцатьчетверки», я рядом с ними остановился, а немец как раз начал из-под копны вылазить. Я ему и врезал бронебойным… Между нами было метров триста всего, он вроде загорелся. Там еще был и Т-IV, так я и ему врезал, и он просто стоял.
– Какие у Вас боевые награды?
– Всего одна – орден «Красной Звезды». На подходе к Коломые немцы сожгли два наших танка, кажется, Ильина и Шарлая. Тогда часть танков пошла через станцию вокруг, а меня с моим взводом послали на другую сторону реки. Переехали мост, вдруг выскакивает какой-то мужик и говорит: «Ребята, дорога заминирована, по ней не езжайте», и указал нам направление, где находится немецкий полевой аэродром. Мы поехали туда и действительно увидели, что там стояли немецкие самолеты. Я с дурна-ума решил их атаковать, но была сильная распутица, к тому же поле, через которое мы хотели атаковать этот аэродром, оказалось перепахано. В общем, мы на этом поле чуть не застряли, еле вылезли с него. Только потом я уже понял, что надо было сразу начать стрелять по самолетам, мы бы так больше сожгли. Мы уже потом начали стрелять, вроде сожгли несколько, но немцы нас заметили, взлетели и начали нас бомбить, но ничего нам не сделали. Кое-как с этого поля выбрались.
– Вообще насколько справедливо награждали в бригаде?
– Да кто тогда думал о наградах?.. Жив остался, и слава богу… Ведь были сплошные бои, и удачные, и неудачные. Вот, например, у меня был такой эпизод. Под селом Сестреновка ночью я был в боевом разведдозоре. По мне из длинного колхозного сарая выстрелила пушка, я в ответ. Попал, не попал – не знаю, но она замолчала, все-таки попал, наверное. Дорога спускалась вниз, и рядом был обрыв, который механик в темноте принял за дорогу. Мы одной гусеницей фактически висели в воздухе, а обрыв все круче и круче, чувствую, вот-вот перевернемся. Кричу механику: «Вправо!» Он взял правее, и мы не перевернулись, но слетели с обрыва и встали прямо перед мостом через речушку, фактически перегородили его. Гусеница слетела, причем не наружу, а под танк, ее слишком натянуло, и исправить повреждение самостоятельно, и уехать оттуда не могли. И тут справа из села, буквально в ста метрах от нас, выезжает сперва легковая машина, а потом и немецкие грузовики. Была лунная ночь, поэтому я это все хорошо увидел. Мгновенно развернул орудие, а нам тогда первый и единственный раз выдали картонные снаряды с картечью, и врезал по ним… Всего один раз выстрелил, но немцы сразу побросали все машины и куда-то удрали, видно, вплавь через речушку перебрались. Вскоре подошли наши танки, а я своего заряжающего Быстрякова с пулеметом поставил сзади у обрыва, чтобы немцы к нам с тылу не подкрались. Начальник связи батальона старшина увидел его и, не разобравшись, ему показалось, что это немец, выстрелил в него из пистолета и одной пулей прострелил ему обе руки.