Я дрался на Т-34. Третья книга
Шрифт:
Очень серьезные были физические нагрузки. Перед ужином 10 километров на лыжах, а в воскресенье 20 километров с полной выкладкой – вещмешок, противогаз, лопатка. Увеличилось количество стрельб. В 1941 году напряженность, конечно, нарастала, но вместе с тем у нас продолжались соревнования по футболу. Я стал капитаном училищной команды. В мае мы выиграли первенство среди училищ, обыграв в финале летчиков из Энгельса. После этого на базе нашего училища решено было сформировать гарнизонную команду. Мы уже стали тренироваться, готовиться к первенству Приволжского военного округа. Но… настало воскресенье 22 июня. Надо сказать, что в начале июня нас выпустили лейтенантами, и 15 июня я принял взвод. У меня еще кубиков не было. Только 5 августа пришел приказ о присвоении звания… Когда я стал командиром, мне папа подарил часы.
Так вот, в субботу я поехал домой к родителям. Они снимали дачу на окраине города. Утром спал. Поднялся, хорошо покушал, оделся в форму. Около полудня решил поехать к ребятам. Сел на трамвай. Кто-то из пассажиров меня спрашивает: «Товарищ военный,
Как воспринималось отступление нашей армии? Близко к сердцу. Завели карту, отмечали линию фронта. Видели, как каждый день синие флажки все ближе, ближе подходят к Москве. Причем чем дальше продвигались немцы, тем тревожнее становилось, тем мы становились злее. А потом мы уже вросли в эту напряженную обстановку. Безразличия не было, но и остроты переживаний тоже. Готовы были в любой момент, если надо, пойти туда. Да, мы были готовы, у нас не было трусости или боязни. Причем это было не только среди нас, молодежи, но и среди преподавательского состава. Конечно, чтобы весь преподавательский состав вдруг пошел и потребовал отправки на фронт – такого не было. Но на базе училища были в разное время сформированы в первом случае штаб танковой бригады, а во втором – батальон в полном составе со своим штабом и материальной частью. Напряжение, понимание, что идут на фронт, было – люди живые, но отказников не было.
Вот еще пример. Был у нас такой Боря Генин, еврей по национальности – нос с горбинкой, акцент. Он учился вместе с нами, перед тем окончив первый курс какого-то института. Конечно, первокурсники и мы, десятиклассники, были уровнем выше остальных курсантов. Он отлично учился, бегал, стрелял, играл в футбол и после окончания был оставлен командиром взвода в училище. Работал как командир взвода, вкалывал, как все. Женился. В 1942 году я был у начальника штаба адъютантом. Он ко мне подходит: «Помоги мне на фронт уехать». – «Ты что?! Только женился!» – «Не могу! Еду в трамвае: «Вот наши воюют, а ЭТИ в тылу прижились». И так каждый день! Каждый день! Больше не могу!» А я знаю, что у него мама, сестра, отец парализован. Жалко отправлять… Но когда я с мамой поговорил, оказалось, она тоже его поддерживала. Он извелся совсем. Я тогда пошел к комбату, а потом и к комиссару. Отправили. Через два месяца пришла похоронка…
Осенью 1941 года отец ушел в армию. Сначала он был зенитчиком, но в конце концов он стал начальником шифровального отдела на Закавказском фронте. Первая зима была очень тяжелой. Фактически на моем содержании остались сестра и мать. Мы были на довольстве в Военторге. Тогда ходила такая шутка, мол, стоит ли эвакуировать Военторг, когда наступают немцы? Лучше его оставить, пусть они подавятся им. Все посмеивались, но в шутке была доля истины. Командиров и преподавателей кормили хуже, чем курсантов. Вот тебе меню: в обед первое – щи с капустой. На второе тушеная капуста с рыбой. На третье компот, конечно, без сахара. Все! А у курсантов – каша с маслом, кусочек мяса, котлеты. Вот когда пойдешь в караул, тогда наешься, потому что ребята принесут на весь караул и тебя накормят. В субботу я шел домой, отоваривая в Военторге талоны. Получал капусту на хлопковом масле, кусочек прогорклой рыбки, хлеб. Утром в воскресенье приходил за завтраком, в обед за обедом и в ужин за ужином. 5 километров пешочком – итого 30 километров. Но в результате дома кастрюля капустных щей, сколько-то рыбы и хлеба для моей мамы и сестры. Плюс хлеб, который они получат по карточкам. Это единственное, что давали, а все остальное или не отоварят, или заменят незнамо чем. Например, мясо заменяли яичным порошком. Но, во всяком случае, концы с концами как-то сводили. Все понимали, что трудно, но праздник будет – винегрет сделаем. Праздничным блюдом было винегрет и котлеты на каждого – это предел мечтаний. Буханка хлеба и бутылка водки стоили одинаково – 400 рублей. При всем при том ходили в кино с танцами. Все старались пораньше прийти на очередной сеанс, чтобы потанцевать, послушать музыку. В Татищеве, что в 40 километрах, формировались поляки Андерса. Вот эти поляки приезжали на поезде в Саратов и тоже ходили в кино. Были очень внимательны к женщинам и пользовались определенным успехом, потому что у них всегда банка тушенки, галеты, можно немножко подкормиться. Кончилось это тем, что в один прекрасный момент этих поляков выдворили из кинотеатра и избили. После этого они стали вести себя скромнее. Но до самого их ухода они все время толкались по рынкам и магазинам.
Забегая вперед, надо сказать, что с конца 1942 года нашим питанием занялись. Нас отлучили от Военторга и поставили на армейское довольствие. Стали получать паек со склада – хлеб, мясо – все как положено. Но с зарплаты удерживали пайковые деньги.
Во взводе у меня было 30 человек, и все саратовцы – механики, художники, фотографы, бухгалтеры. Из них 70 % женаты, а у 40 % дети, а у некоторых и по двое.
Перед самым выпуском моего взвода меня назначили адъютантом старшим (начальником штаба) батальона. Мои ребята выпустились, я их проводил на фронт, в основном под Воронеж. А уже с сентября был назначен преподавателем тактики. Трубил, как положено – от зари и до зари – три взвода, 90 человек. Но мне нравилась преподавательская работа. Готовишься и отрабатываешь. В основном в поле пешими по-танковому. Иногда трактора дадут, а то БТ или Т-28. Основная работа командира – управление. Нужно довести отдачу распоряжений до автоматизма. Прибыли на место, нужно разместиться. Дается распоряжение на размещение. Здесь должно быть все предусмотрено – и поставить машину, и назначить охрану, и наблюдение вести, и техническое обслуживание обеспечить, и питание экипажа, и многое другое. Начинается выдвижение. Все распоряжения по подготовке к выдвижению должны быть точными и не упустить из виду ни одной мелочи – заправка ГСМ, боеприпасами, осмотр вооружения. В движении может быть нападение, воздушная атака. В этих ситуациях нужно уметь быстро и четко распорядиться. Дальше есть виды боя – наступление, оборона, разведка, охранение.
Чтобы успеть за световой день пройти программу, все перемещения только бегом.
Впрочем, если семь часов на улице зимой, то пробежаться – это не так и плохо. В общем, преподавательская работа у меня получалась, и на фронт, сколько я рапортов ни подавал, меня не пускали.
Я выпустил взвод и сделал два выпуска, работая преподавателем тактики. Всего 210 человек – хватит! И я своего добился. Нарушил дисциплину… им деваться было некуда, и они направили меня на фронт. Что я предпринял? Рассказывать я тебе не буду. Началась эта история в училище, а окончилась, когда я уже учился в академии после войны. Короче, была история, и неважно, какая, главное, что в феврале 1944 года получил направление, приехал в Москву в отдел кадров БТМВ на «Соколе». Две недели я ждал назначения. Разместился на квартире знакомых. Это были хорошие дни – днем я шел в кино, вечером в театр, зал Чайковского, в консерваторию. В марте месяце я получаю назначение на Первый Белорусский фронт, адъютантом старшим 267-го отдельного танкового батальона. 8 марта 1944 года я прибыл к начальнику штаба 23-й танковой бригады 9-го танкового корпуса по предписанию на должность адъютанта старшего. А должность занята. Пока заявка ходила, выдвинули своего офицера: «Поезжайте в штаб корпуса. Вам там что-нибудь подыщут». Я два года добивался, чтобы меня отправили на фронт, а теперь опять в резерв! «Какие должности у вас вакантны?» – «Есть должность командира роты». – «Никуда не поеду, назначайте командиром роты». – «Хорошо, а потом по возможности поставим вас адъютантом». Так я стал командиром роты.
Корпус находился на переформировке. Батальон, которым командовал Женя Дышель – отличный товарищ, скромный, симпатичный – располагался в роще. Ну как батальон? Всего человек 15 офицеров и человек десять солдат – все, что осталось после зимних боев. Потери за операцию всегда были большие. Вот, например, летом 1944 года на Друть мы вышли в составе 125 человек. А закончили на Буге – 25 человек офицеров, солдат, сержантов. Вот такая примерно текучесть…
Так вот, среди этих пятнадцати человек оказались ребята, что знали меня по училищу. Офицеры бездельничали – белок стреляли, самогончик травили, шли какие-то политические занятия, стрельбы. Буквально через несколько дней стал помощником начальника штаба. Подошел к командиру: «Я могу с офицерами тактикой заняться». – «Давайте, берите, занимайтесь». Я начал проводить занятия по тактике. Ребята с удовольствием занимались – им надоело уже бездельничать.
Провожу занятия. Тема: «Действия танкового взвода при наступлении в ночных условиях». Нарисовали на карте обстановку. Отыграли оценку обстановки, приказы отдали – все как положено. Противника обозначали солдаты, которые в двух километрах приготовили взрывпакеты, холостые патроны. Ребята с удовольствием отвечают на вопросы. Разбились по экипажам. Пошли. Отыграли, как нужно, на рассвете закончились наши занятия. Возвращаемся в расположение батальона мимо Минаевщины, где стоял штаб бригады. Там паника! Решили, что десант высадился! Поднялись по тревоге. Звонят в батальон: «Занимаемся боевой подготовкой согласно расписанию, которое вам представлено неделю назад».