Я - Джек Потрошитель?
Шрифт:
Я правильно рассчитал, что встречу здесь Николаева, но неправильно подумал, будто он ничего не помнит о нашей недавней драке. Борис помнил все, хотя и напился позавчера до коматозного состояния. Он подлетел ко мне скоростным снарядом и содрал с лица очки. Под глазом красовался синяк размером с детский кулачок. Кипевшей в Николаеве ярости хватило бы на то, чтобы убить троих таких как я.
— Ну, ты, козел! — Борис сложил губы в куриную гузку и осквернил меня зловонной струей перегара. — За что? — плод нашего знакомства
— Заткнись, ублюдок! — рявкнул я, круто меняя миролюбивую тактику, которой решил придерживаться в самом начале. — Не то под вторым глазом фонарь повешу.
— Ты?! — то ли от вечного похмелья, то ли от злости Николаев трясся, как отбойный молоток. — Сопляк! Да я тебя… — Борис растопырил пятерню и попытался наложить ее на мое лицо.
Я увернулся.
— Еще по морде хочешь? Давай отойдем в сторону.
На нас действительно пялились из двух соседних домов, между которыми происходила стычка.
— Идем! — сказал Борис с готовностью, повернулся и, сжав кулаки, походкой боксера пошел по бетонной дорожке вдоль торца дома.
Я поскакал за ним. Помня о его подлой тактике, я шел с кулаками наперевес и не ошибся. При очередном шаге Николаев вдруг сделал поворот на сто восемьдесят градусов и нанес мне мощный удар в лицо. Я ждал этого момента и резко отклонил голову вправо. Кулак Николаева все же задел ухо. Не встретив особой преграды, Борис потерял равновесие, наткнулся на меня. Тут я ударил его в подбородок. Противно хрустнули зубы. Николаев отлетел к краю дорожки, зацепился за штакетник и рухнул в чей-то огород. Я перешагнул низкий заборчик, схватил Бориса за отвороты пиджака, рывком поставил на ноги.
Николаев отфыркивался, из прикушенной губы сочилась кровь, но он не сдался. Отбойный молоток заработал в нем с новой силой.
— Убью! — вдруг заорал Борис.
Размахивая руками, как ветряная мельница, он бросился на меня. Вестибулярный аппарат Николаева работал отвратительно. С такой координацией движений метить в чью-то голову — все равно что нормальному человеку продевать нитку в игольное ушко, глядя на свое отражение в зеркале. Я без труда увиливал от мелькавших в воздухе лап. Наконец мне надоело это занятие, я еще раз съездил по физиономии Бориса и, уловив момент, когда он оказался ко мне спиной, схватил его за шиворот и с силой пихнул вперед. Борис пробежал несколько метров, споткнулся и вновь растянулся, теперь уже на бетонной дорожке. Это было унизительно. Борис не двигался. Я подошел, пнул его по подошве ботинка.
— Вставай. Разговаривать будем.
Борис пошевелился, вскочил и, не обращая на меня внимания, стал с остервенением отряхивать костюм от налипшего мусора. Потом выпрямился.
— Ну, какого хрена тебе нужно? — сказал он зло. — Чего привязался?
Я достал сигарету и вогнал в угол рта.
— Ответь-ка
— Чего? — сказал Борис так, будто отказывался верить своим ушам.
Я повторил, Николаев не воспринял мои слова всерьез. Он обсосал губы и сплюнул кровь.
— Да пошел ты… — Борис сделал попытку пройти, но я поставил ногу на фундамент дома.
— Куда ты? Я еще не закончил, — сказал я и прикурил сигарету.
Борис замер. Его опухшее лицо стало вдруг еще шире.
— Так ты мент? — догадался он.
Я улыбнулся:
— Хуже. Мент может тебя только побить, а я, если будешь придуриваться, изуродую. — На какой-то миг мне показалось, что Николаев сейчас повернется и убежит от меня. Я пнул его под коленную чашечку. Борис схватился за ногу и завопил:
— Да ты садист! Я сейчас в милицию позвоню.
Я скрестил руки на груди и тут же уступил дорогу.
— Звони. Могу подбросить телефончик. У Хвостова как раз есть вакансия для убийцы.
Борис вскинул брови:
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ничего, — я выпустил струю дыма прямо Николаеву в лицо. — Ты сказал следователю, что пришел в час ночи, а на самом деле заявился четверть четвертого. Есть свидетель. В этот промежуток времени, как известно, убили Таню. Твоих рук дело?
Борис побледнел и отступил на шаг.
— Да ты спятил, придурок! — заорал он не своим голосом. — В ту ночь я нахрюкался до визга и проспал на скамейке.
— Вот ты пойди к Хвостову и расскажи ему об этом. Он любит сказки.
Николаев как-то обмяк. Вся фанаберия улетучилась из него, как воздух из проколотой надувной игрушки. Он тоже прикурил сигарету и сел на край бетонной дорожки, свесив ноги в канаву.
— Чего ты хочешь? — спросил он так, будто смертельно устал.
— Я уже задавал вопрос: почему ты развелся с Таней?
— Пил я, — буркнул Николаев.
— Это одна причина, а другая?
Борис поднял голову, прицеливаясь фонарем.
— Какая тебе еще нужна?
Я улыбнулся улыбкой Люцифера:
— Вторая. Документы тестя… Ты их продал Чаныгину?
Слова легли в десятку. От испуга синяк под глазом Бориса стал эффектней.
— Это-то тебе зачем знать? — спросил он ошеломленно. — И вообще, кто ты такой?
— Врач-нарколог. Давай, Боря, выкладывай. Мне некогда.
Николаев отвернулся, несколько секунд молчал, устремив взор куда-то вдаль, потом тихо произнес:
— Денег у меня тогда не было, а выпить хотелось до самоубийства… Ко мне приятель Чаныгина подошел…
— Рудаков?
Борис кивнул:
— Он. Предложил сделать несколько снимков с работы Чернышева. Я тогда мог мать продать… Согласился… Жил я у Чернышевых… Фотоаппарат был… Когда остался дома один, перещелкал штук пять листов из папки тестя. — Борис заглох, изучая структуру дощечки штакетника.