Я есть…
Шрифт:
– Что разрешить? – закашлявшись, прохрипел он. – Не понимаю. Что вам нужно?
– Разрешите войти?
– Нет… – испуганно съежился Валентин Ильич. – Нельзя, простите. Зачем?
– Я специально приехала, чтобы вас навестить…
– Но ко мне нельзя. У меня такой кавардак! Я болею уже две недели, не до уборки было.
Но Степанида уже пришла в себя и, не слушая бормотания смущенного преподавателя, решительно шагнула ему навстречу.
– Здесь холодно. Не стойте на сквозняке. Пропустите. Я все сделаю.
Он ошарашенно отступил
– Вы ставите меня в неудобное положение, – едва держась на ногах от слабости, прошептал он. – Мне неловко. Это лишнее!
Она, не слушая его, сняла пальто, сбросила ботинки, и, обернувшись, захлопнула за собой входную дверь.
– Валентин Ильич, ложитесь в постель. Я сделаю вам чай. Вы сегодня ели что-нибудь?
Он походил на маленького мальчишку: растрепанный, растерянный, исхудавший…
Мужчины вообще не умеют болеть, сразу превращаются в беспомощных существ, боятся лекарств и совершенно теряют присутствие духа. Обычно они сразу укладываются в постель, ожидая горячего внимания и всевозможной заботы. Им хочется опеки, покровительства и бесконечной ласки.
Преподаватель, не ожидавший появления своей студентки, совершенно смешался.
– Так вы ели сегодня или нет? – вздохнула Стеша.
– Не помню, – он пожал плечами, – кажется, завтракал.
– Все понятно. Ложитесь. Дайте мне минуту. Я помою руки и сделаю вам чай.
На кухне царил хаос. В раковине громоздилась гора грязной посуды, на столе стояли чашки, в блюдце засыхал порезанный лимон. Холодильник был девственно чист и пуст. На верхней полке одиноко грустила банка с каким-то засахаренным вареньем, а в шкафу обнаружился лоток с остатками загустевшего меда.
– Все гораздо хуже, чем я предполагала, – озадаченно присвистнула Степанида.
Минут через десять она вошла в комнату, где на диване лежал Валентин Ильич, с чашкой свежезаваренного крепкого чая.
– Валентин Ильич, сразу хочу вам сказать, что я не уйду, пока вы не поправитесь. Буду за вами ухаживать.
– Вы с ума сошли? С какой стати? Ни в коем случае!
– Не тратьте силы. Я не уйду. Буду вас кормить и лечить.
– Зачем? Ну, пожалуйста, – Валентин испуганно заморгал красными глазами. – Я не могу вам это позволить! Это совершенно не нужно! И неудобно. За чай спасибо, но уходите.
– Не спорьте, это бесполезно, – она обрела обычные для себя присутствие духа и уверенность. – Соглашайтесь. Сейчас я здорова, а вы больны.
Он, сбитый с толку ее напором, поднял на нее умоляющий взгляд.
– Спасибо, конечно, но… Это как-то неправильно. Я чужой вам человек, я ваш преподаватель, мне неловко. Как вы не понимаете?
– Перестаньте. Я все понимаю, но не уйду ни за что, – Стеша подвинула к дивану табурет, поставила на него чай и мед в блюдце. – Вот, пейте чай. И не обожгитесь – кипяток, – она заботливо наклонилась и подоткнула ему подушку. – Садитесь поудобнее. Не волнуйтесь, я умею ухаживать за больными. И вас выхожу, будете как новенький.
Он, пораженный происходящим, словно онемел от замешательства, но потом, чувствуя бесполезность сопротивления, взял себя в руки.
– Врач приходил два раза. Антибиотики назначил. И еще какие-то лекарства.
– Вы их пьете?
– Что-то пил, но не все. Остальное еще не купил. Друг обещал заехать, привезти.
– Господи! Вы здесь столько лежите и толком не лечитесь? Валентин Ильич, разве так можно? Что ж вы как ребенок!
– Вы говорите как моя мама, – мужчина улыбнулся краешком бледных губ. – Нет, я, конечно, лечился. Антибиотики пил, мне уже легче.
– Так, все ясно, – девушка достала из своей сумки кошелек, взяла шапку. – Давайте мне рецепты и скажите, где здесь магазин найти, поближе желательно.
– А магазин-то зачем?
– Продукты куплю, буду вас обедом кормить, – она спокойно и уверенно взмахнула рукой, предупреждая его сопротивление. – И не вздумайте перечить. У меня характер знаете какой! Вам со мной сейчас все равно не справиться.
Когда она, забрав рецепты, направилась в коридор, мужчина робко позвал ее:
– Степанида, постойте. Там, на тумбочке у входа, ключ лежит. Возьмите. Открывайте дверь сами.
Так началась их любовь. Любовь, которая соединила непохожих людей. Мужчину и женщину, обладающих разными темпераментами, характерами, привычками и склонностями.
Но ведь любовь не выбирает. Она одаривает блаженством, осыпает радостями, награждает счастьем. Ублажает. Усердствует.
И внимательно наблюдает. Контролирует. Отслеживает. Не спускает глаз. Не выпускает из виду.
И стоит лишь на мгновение оступиться, на секунду отклониться от выбранного пути, ошибиться, споткнуться, поскользнуться… Любовь тут же разочарованно отворачивается. Отступает и уходит.
И вернуть ее невозможно. Любовь не прощает предательства.
Глава 7
Тот холодный ветреный день Степанида запомнила на всю жизнь.
Странная штука наша память. Она так избирательна, так упряма и так бескомпромиссна, что объяснить ее действия логически невозможно. Да и какая может быть логика, разумность или закономерность в том, чем мы не управляем.
Парадокс сопутствует памяти, и нет ответа на главный вопрос: «почему мы, всему наперекор, помним то, что больше всего хотели бы забыть?»
Почему мы никак не можем позабыть то, что нас поразило, обидело или вывело из состояния привычного равновесия? И почему мы напрочь забываем о том, что прошло спокойно и обыденно, что не мучило нас и не тревожило?
Это происходит с каждым из нас, и нет исключения из этого правила. Попробуйте сразу вспомнить имена и фамилии всех одноклассников или школьных учителей. Не факт, что получится! А вот имя математички, которая каждодневно мучила вас у доски и ставила двойку на весь лист в дневнике, всплывет мгновенно.