Я и Софи Лорен
Шрифт:
Так, главред одной из местных газеток, которому Лиза поставляла свой афористический товар, спасаясь от нее же, выпрыгнул в открытое окно и при падении со второго этажа сломал себе оба замка на портфеле. Но уже на следующее утро Лиза – сфинксом – восседала у него в приемной. Увидав Лизу, редактор бурно зарыдал и сдался без боя: Лиза вышла в свет на развороте. А замки на том портфеле редакция оплатила сама.
Перед Лизой робели и другие газетчики. Они знали: от ее таланта – не укрыться…
И
– Это все глубокомизмы! – говорили ей скептически.
– И очень хорошо, – реагировала Лиза незлобиво.
– Но это никакие не афоризмы! – внушали Лизе. – Вот когда ваши мелочи уйдут в народ и приживутся, – торжествуйте, Лиза, а пока…
Однако Лиза была непреклонна: цену себе – она знала!
Как-то на моих глазах Лиза отловила одного журналиста и, зажав в углу, стала допытываться:
– Ну и как вам мои афоризмы?
А журналист, видать, не шибко умный:
– Если честно, это просто ужас!
Но Лиза не унималась:
– А что вам понравилось больше всего?
У Лизы слух был абсолютный: она умела слышать только себя. Но из великих – кто не без причуд?!
Завистники и недоброжелатели одолевали Лизу Соркину и дальше. Обзывали: броненосец «Потемкин» в овечьей шкуре. И докатились до того, что придумали единицу измерения ее таланта.
– А ну? – спросила их ничего не подозревающая Лиза и открыто улыбнулась: а кому не приятно, ведь так же?
– Знаете, Лиза, есть один джоуль.
В предвкушенье:
– Знаю-знаю…
– А единица измерения частоты – один герц, в честь Генриха Герца.
– О да, я слышала, – польщенная, – про Герца. Ну и что же?
– А есть, Лиза, один сор. Вопросы есть?
Бедная Лиза сразу не поняла, а потом она не поняла опять же.
Но Лизу я по-прежнему ценил.
Впрочем, однажды я в ней чуть было не разочаровался.
А было так. Лиза мне часто звонила в любое время дня, пока не начала звонить в любое время ночи: как творческая единица, Лиза обострялась по ночам. И читала с выраженьем, и читала…
И вот однажды… Она звонит ни свет мне ни заря, а где-то за полночь.
И с укоризной:
– Рыба, ты лежишь, я так и знала!
Я вскочил…
Вообще-то в повседневном обхождении она ко мне обращалась неформально: мол, рыбка, как дела? Когда же она произносила «рыба», я понимал: нам предстоит серьезный разговор, и Лиза изречет сейчас такое, что впору раз и навсегда запечатлеть на известных скрижалях.
– Рыба! – не скрою, это меня насторожило. Я понял: ее творчество не терпит отлагательств. И точно: – Послушай, рыба, ты еще не спишь?
Глубокой ночью! Но опять-таки неважно.
– Лиза, что случилось?
–
Я, польщенный, заинтриговался не на шутку:
– А ну скажите!
– Без труда… алло, алло!.. не вытащишь и рыбку из пруда. Ну что ты скажешь?!
И это я еще не вру! Сразу я подумал, что ослышался. Лиза об этом догадалась и изрекла повторно: «Без труда…» Она нуждалась в похвале. Но я молчал: я обмер, «без труда…» Она встревоженно:
– Алло, алло, ты слышишь? Ну и как тебе?
Если б это было не со мной, я бы точно не поверил никогда бы. А Лиза наседала: «Ну и как?» Ото сна не отошедший далеко, я выдавил:
– Ну что сказать вам, Лиза? Ваши шутки… Если честно, среди ночи неуместны. Про «без труда» – я где-то это слышал. И вообще, давайте спать… пора.
Лиза оскорбилась:
– Не шутка это – это афоризм! Я только что придумала сама! Алло, алло?..
Мне показалось, я схожу с ума. Я был на грани, чтоб перекреститься.
– А чем докажете, что автор – это вы?
В поисках доказательств Лиза щелкнула пальцами (в трубке раздался щелчок) – и они мгновенно отыскались:
– Клянусь памятью своей первой собаки Культуры! – и в трубку оживленно прослезилась. А это было уже серьезно. Хотя в чем-то и бездоказательно.
– Я-то, Лиза, предположим, вам поверю, – заметил я ей мягко, – ну а кто с Культурой вашей не знаком?
– Утро вечера мудренее, – изрекла она уклончиво.
Интрига!
Ситуация, которая сложилась вокруг афоризма «Без труда не вытащишь и рыбку из пруда», казалась нештатной.
Уже утром я о ней докладывал русскому фольклористу профессору Гришману (Украина, Донецк). Ученый с мировым именем, Михаил Овсеевич Гришман… Он меня, конечно, успокоил. Что тут безоговорочно я прав. Но этот случай, в общем, исключительный и для науки чрезвычайно любопытный. Как минимум науки медицинской…
– Возьми с собой Элю, – предложил, – я ей доверяю как родной, – чтоб разобраться с Соркиной на месте. Может быть, она сошла с ума, и ее следует как следует проведать.
– А как узнать, она сошла или еще в раздумье?
– А проведай – и тогда узнаешь.
И вот я и Эля – родная дочка Гришмана, с инспекторской проверкой мы колотим в соркинскую дверь.
Хорошо, что с Элей мы запаслись терпением заранее, а не то бы я уже не знаю…
Короче, Лиза, явно отвлеченная от сна, на пороге появилась к нам нескоро. При своих шестидесяти трех она была одета слишком откровенно даже для утра и спросонья даже не стеснялась. Недовольно оглядев меня и дочку Гришмана, Лиза отстраненно удивилась: