Я и Софи Лорен
Шрифт:
Честно говоря, ожидал другого. А случилось сто сорок девятое. Лучшее сто сорок девятое на свете!
Мои соседки, мать и дочь, выходя на улицу в мороз, натягивают на себя немыслимые тряпки, – самим смешно, – и тут же поясняют: «Мы как пленные французы под Полтавой!»
Почему
Согласитесь: за этим миром нужен глаз да глаз.
Теперь считайте…
Он много лет переписывал завещание, добиваясь литературного совершенства. Ему уже девяносто, а он текстом еще недоволен.
А было так. Говорили мы по телефону. Тут она внезапно осеклась:
– Извини, не телефонный разговор! Лучше я с тобой об этом лично…
– Ну хорошо.
Пришла ко мне. Я в нетерпении:
– Ну что?
И вдруг смутилась:
– Лично – я стесняюсь, понимаешь? Лучше я об этом напишу…
– Ну напиши уже. Но только не томи…
Написала, отнесла на почту.
Потерялось. Умоляла разыскать. Но наша почта…
Она вздохнула:
– Значит, не судьба.
Вот так и не призналась мне в любви.
Живет одна. Грустит, как сумасшедшая.
Киркоров с Пугачевой – это для богатых, а бедные вынуждены ходить на Баха и Бетховена.
В супермаркете возле ящика с яблоками покупательница. Застыла в нерешительности. Стоит, на яблоки моргает, произносит:
– С виду вот красивые… – и мнется.
Я не выдерживаю:
– С виду я тоже красивый, а толку?
– Вы красивый?! – и с тележкой быстро отъезжает…
Так я ей помог определиться!
В нашем клубе старенькая лектор, демонстрируя репродукцию «Тайной вечери», очевидно, в педагогических целях, интересуется:
– Товарищи, кто здесь в центре, ну-ка, посмотрите?
Товарищи насупленно молчат: они не знают. Многоопытная лектор их подзуживает:
– Ну же, в центре, неужели вы не знаете?! – те опять насупленно молчат. – Иисус Христос, товарищи, ну что же вы?!
И те кивают:
– Надо же, похож!
Время его лысину протерло, а годы отполировали.
Ночной эфир струит Земфир…
В трамвае один мужчина ехал с сумкой.
– А-а, а-а, у-у-у!..
Эту сумку терпеливо стал качать. И, представьте, рыба успокоилась.
Я:
– Вы, товарищ, молодой отец?
Он изумился:
– А откуда вы узнали?!
Я такой деликатный, что меня уже самого от этого тошнит…
Я должен был выступать в одном учреждении. Выступил…
Мне позвонила закадычная подруга и так хвалила, так хвалила! Говорила: мне рассказали, ты их взял, такой успех, Верховский – супер!
И все бы было замечательно, поверьте. Если б не… Я выступал во вторник. А подруга мне звонила в понедельник.
Библиотекарь у нас очень приветливая. Всех по имени-отчеству. Лично встает, заключает в объятья: «И чего это вам дома не сидится?!»
Почему онисбиваются в стаи? Из гуманизма! Потому что человека нельзя оставлять один на один со своей ненавистью…
Как-то в гастрономе моего дедушку обвесили серьезно. Дедушка поднял шум, вызвал директора. И директор не замедлил появиться. Дедушка: «Вот, смотрите!» – и все рассказал.
Директор посмотрел, все понял и уставился на дедушку: «Как вам не стыдно?! Как же вам не стыдно?! Да, моя продавщица не умеет считать. И вы этим тут же воспользовались!»
Дедушка долго извинялся.
– Такого позора, – рассказывал дедушка, – я в своей жизни, Слава, никогда…
Звоню я к ней домой, зовут Елена, и слышу:
– Диспетчерская слушает!
Ошибся!
Я:
– Извините!
Вроде ж правильно набрал…
Звоню опять.
И опять я натыкаюсь на диспетчерскую.
Набираю снова, очень вдумчиво.
– Диспетчерская слушает!
Да что ж это такое?!
Я виновато:
– Извините! – в энный раз…
А оказалось, это все она! Меняя голос. Она так хотела, чтоб перед ней я извинился! Уж не знаю я за что. Причем не раз…
«Давайте смотреть правде в глаза!»
Мы посмотрели.
Это ж надо?! Врет – и не моргает!