Я иду искать. История вторая
Шрифт:
— У нас убит один, у Бодрого...
— У Святослава.
— Да, у Святослава — трое. То будет живых семнадцать и шестнадцать... У Стахора осталось одинадесять, у Хассе...
— Хассе убит вечор, в его место Джефри Рендалл...
— Так... у Джефри — четырнадесять, у Люгоды — двенадесять... Счетных семьдесят человек, — Гоймир потер переносицу. — Хвала Дажьбогу, думал я — станет мене живых-то...
Йерикка, до сих пор не считавший, хмыкнул:
— Й-ой, зато из девятисот почти лесовиков цело дай бог две с половиной сотни, да
Они сидели в комнатке, образованной рухнувшим на две уцелевшие стены полом чердака. Пахло дерьмом, мокрой землей, гарью и кровью. Вот уже как семь часов противник не давал о себе знать, только постреливал. Уцелевшие хобайны стянулись к центру веси и окопались в развалинах. Горные стрелки сидели на окраине. Основные силы обороняющихся сосредоточилась у «больницы».
— Патронов хватает, — сообщил Резан, — а вот гранат — что ручных, что тромблонов, что выстрелов к гранатометам — тех не стало считай. — Прорываться станем, — вздохнул Гоймир, — князей, воевод, да бойров прежде на вече сведем... Вольг-то где?
Едва он это спросил, как Олег спрыгнул сверху, устоял на ногах и засмеялся. Богдан и Володька уселись на краю стены, свесив ноги.
— Гони своих оружничих, — мотнул головой Гоймир. Олег щелкнул пальцами — младшие мальчишки переглянулись, хихикнули и исчезли. Олег посмотрел им вслед и начал деловито:
— В общем, так. В сторону гор можно рвать, особенно если мы врежем в одну сторону, а женщины с детьми пойдут туда. Гостимир рацию слушал — подошли Горд и Вийдан, и еще кто-то. Они встретят и прикроют. Горда я видел сам. Он все так же воняет рыбой.
— Не шутковать можешь? — покривился Гоймир.
— Могу, — согласился Олег. — Вопрос в том, кто будет тем идиотом, который останется прикрывать? Лично я не намерен никому уступать этой чести.
— Позитивная оценка своих умственных способностей, — согласился Йерикка.
— Так что, — Гоймир кивнул, — мы и станем. Семьдесят бойцов с ручками хватит. А как уйдут люди, так и мы пойдем. Кто куда. Собираем наших-то. Говорить станем...
... — Я не уйду!
— Куда ты денешься.
— Я сказал — не уйду!
— Скажу — и уйдешь.
Володька стоял перед Олегом, сжав кулаки и сверкая глазами. Землянин совершенно хладнокровно чистил автомат. Богдан, полулежавший неподалеку, в разговор вообще не вступал.
— Что ты меня гонишь? — голос Володьки стал жалобным. — Раньше был хорош...
— Ты и сейчас неплох. Но ты мальчишка. Тебе еще жить и жить. Я тебе сколько накуковал? Четыре — как минимум. А я куковать умею.
— А Богдан? Вольг, ты не шути, пожалуйста! Понимаешь, я воевать хочу, — голос из просто жалобного сделался умоляющим, — я им, гадам, мстить хочу за... — он махнул ладонью под глазами: — Олег, пожалуйста!
— Володька, я тебе сейчас влуплю...
— ...и оставишь?! — с надеждой хлопнул намокшими глазами мальчишка.
— ...и отдам под конвой. Все. Разговор закончен. Иди.
— Вольг,
— Богдан — родич, воин племени.
— А ты?! — завопил Володька.
— Я — местьник. — сурово ответил Олег. И добавил жестко: — И я твой командир. Ты сам это сказал. И я приказываю тебе уходить.
— С бабами и сопляками, — горько сказал Володька, поправляя на плече ППС.
— Уходят и бойцы, — непреклонно возразил Олег.
— Я все равно буду драться, — тихо, но решительно сказал Володька. — Я в горах останусь, один останусь, если не разрешат!
— Владислав,— тщательно выговорил имя мальчика. Олег и, взяв его за плечи, поставил между колен, — парень, пойми ты. Я тебя понимаю, не думай, но пойми и ты меня. Тут, — он ткнул себе под ноги, — не будет никакой победы. Ничего такого, про что станут былины складывать. Мы дадим вам уйти и уйдем тоже. А тебе еще достанется повоевать. Поживи. Найди себе девчонку, поцелуйся с ней! — Олег встряхнул мальчика. — Черт, с ними можно не только целоваться, я тебе точно говорю! А потом можешь воевать снова.
«Я говорю, как взрослый с ребенком! Вон и Богдан пялится,» — смущенно подумал Олег. И отстранил мальчика:
— Ну, Владислав, давай. Иди и не вздумай обмануть командира. Бойцы так не поступают.
Мальчишка подался к Олегу и, крепко его обняв, почти побежал прочь, оставив землянина посмеивающимся, смущенным и недоумевающим.
— Братишку бы мне такого, — сказал Олег наконец, поворачиваясь к Богдану. Тот сидел, надутый: — Э-эй, ты что, ревнуешь?!
— Что выдумал, клянусь тупиком Перуновым! — хмуро ответил Богдан, не глядя на Олега и пиная ногой мусор.
— Богдан, — ласково сказал Олег, — ты дурак.
"21 руеня. В школе уже три недели идут занятия, а тут все осень никак не наступит, все деревья зеленые... ЭТО — Я?!?!??''
Мысль, мелькнувшая в голове Олега, была полна недоумением и ужасом. Он поднял руку, чтобы ударить по воде и уничтожить этот кошмар, но тут же с усмешкой опустил ее. Похоже, он превращается в дикаря, который старается уничтожить то, что его пугает — и считает, что этим исчерпывается дело. Олег вновь всмотрелся в отражение.
Резко выступившие скулы... четко очерченный подбородок... темные губы в ещё более тёмных трещинах... загорелая, обветренная кожа... холодный, усталый взгляд покрасневших глаз... волосы — сосульками неразличимого цвета, отросшие, спутанные... (Олег достал из-под жилета подарок Бранки, помедлил и, расправив, стянул пряди надо лбом, чтобы не мешали глазам.) Человек в заводи выглядел усталым и даже больным — но одновременно опасным. Ещё в мае Олег не поверил бы в себя — ТАКОГО.
Он выспался, но усталость не прошла. Она лишь стала незаметной. Хронической. И это было опасно. Такая усталость накапливается и убивает... или сводит с ума...